Злое счастье
Шрифт:
Грустная получилась у алаттской владетельницы армия — она сама, да уродец-дэй'о. Хорошо, хоть не приняты средь униэн бессмысленные истерики относительно целесообразности поступков взрослых мужчин и женщин. Каждый вправе сам решать, как ему распоряжаться своей жизнью: жертвовать собой или беречься, отдавать или брать. На то ты и разумное существо, чтобы понимать меру ответственности. И пусть весь Чардэйк, его могущественный Повелитель, Верховный вигил и тысячи тысяч неистовых дэй'ном даже и не подозревали о том, что Хелит Гвварин объявила им войну, но так оно и было на самом деле. Она не стала кричать в сторону Лотримарских гор сквозь ледяной ветер пресловутое «иду на вы!» и не разразилась высокопарной речью перед строем алаттских рыцарей. Зачем, если все решится не здесь и не сейчас?
Драконье Око неумолимо кралось в родное созвездие. Остальные звезды холодно взирали на происходящее действо, а обе луны так и вообще плевать хотели на грядущее светопреставление. Они проносились по ночному небу, всецело занятые друг другом и своей вечной игрой в догонялки. Бродячая звезда подгоняла путников вперед, не давая им расслабиться и забыть о главной цели. Благо, короткие зимние дни сгорали быстро, точно пересушенный хворост, а долгие холодные ночи курились тьмой неторопливо, как кадильницы ангайских первосвященников.
— Кто была твоя мать, Итки?
— Не помню, госпожа моя.
Белый иней на белых ресницах, воспаленные веки ночного зверька.
— Знаешь ли, кто твой отец?
— Понятия не имею.
— Неужели тебе все равно, дэй'о?
— А что я могу изменить?
У таких, как Итки, не может быть никакой родни, это привилегия благо-родных. Кто знает, может он сын какой-то принцессы? Хотя… сомнительно. Тогда его попросту удавили бы еще в колыбели. Он вырос среди отверженных при Драконовом Храме, с самого раннего детства прислуживал жрецам. У них имелась только одна мать — всесильная и милосердная Заступница, за одно только упоминание имени которой жрецы могли заживо содрать кожу с еретика. И неоднократно такое проделывали. Итки просто умел держать язык за зубами. Умел он уворачиваться от тяжелой руки Главного Жреца, а также угождать оному в любой прихоти. Слава Заступнице, старый желчный дэй'фа слыл аскетом и укротителем плоти.
Забавно… Презирающие дэй'о, полноценные и плодовитые сородичи бессознательно подражали изгоям в области сдерживания животных порывов. В особенности, служители культа и колдуны. Невозмутимость, дарованная Итки от рождения вместе с молочно-белой кожей, бесцветными волосами и красными глазами, достигалась его хозяином путем долгих медитаций и чтения специальных заклинаний. Не укрощай жрецы без устали свою бешеную натуру — каждое жертвоприношение заканчивалось бы кровавой оргией и поножовщиной.
— Ты не боишься возвращаться? — спросила Хелит на очередном привале.
Дэй'о страдальчески поморщился.
— Боюсь. Но я должен. Заступница учит нас платить за добро добром, а на зло отвечать равнодушием. Чтобы тем самым приумножать милосердие и обуздывать жестокость.
— И у тебя получается?
— Нет. Не всегда. Но когда рыжий князь выкупил меня у бродячих нэсс и дал нож, у него не было никакой причины помогать дэй'ному. Его привела ко мне Заступница. Как же я могу подвести её?
Определенная логика в словах Итки, несомненно, содержалась.
— Я рада, что ваши дороги пересеклись.
— Так хотела Заступница, — убежденно твердил дэй'о.
Каждый вечер он прежде, чем прижаться к Хелит и забыться чутким сном вечной жертвы, шептал себе под нос слова благодарности своей богине. За не слишком холодный ветер и не чрезмерно глубокий снег, за бледный рассвет и скорый закат, за каждый прожитый день и благополучно пережитую ночь. А еще Итки молил Заступницу о жизни для Рыжего Мэя, и, когда думал, что Хелит ничего не слышит — о её здоровье и счастье. И только для себя ничего не просил беловолосый дэй'о. У него уже имелось все, о чем только может мечтать такой как он — доверие Хелит и нож униэнского князя. Два самых главных сокровища этого мира.
На седьмой день пути, с огромным трудом и риском миновав перевал, Итки осмелился спросить: — Кто эти дети, которые снятся тебе каждую ночь, моя госпожа?
Скрытничать Хелит не стала:
— Это мои дети. Мои дети из другой жизни.
Но рассказывать историю о смерти и воскрешении не потребовалось совсем. Альбинос понял все по-своему.
— О, да! У меня тоже есть другая жизнь. Итки-из-снов тоже когда-нибудь станет отцом. Он уже и невесту присмотрел, — радостно заявил она и охотно пояснил, что Эта жизнь — всего лишь сон Другого Итки и наоборот. — Я не думал, что униэн знают о таких вещах, — с огромным уважением добавил дэй'о.
Путешествие и вправду становилось все больше похоже на сон смертельно больного безумца. Хелит и Итки шли и шли по заснеженному древнему лесу — две крошечные смертные букашки, упорно ползущие по склону священной горы Тайю. Отчего-то мнилось, будто в мире никого кроме них двоих не осталось, и не было ни войны, ни любви, ни смерти, а только снег, черные стволы деревьев, низкие тучи, ватная тишина и холод. Дэйном знали, что делали, когда прятали святыню в этих суровых краях. Сюда и со стороны Чардэйка-то попасть крайне сложно. Если бы не хрупкий беловолосый дэй'о, то Хелит сгинула бы в одном из скальных разломов, и косточек её никто не нашел.
А утром 45 дня Акстимма — Зимника леди Хелит, наконец, увидела сам Драконов Храм и поняла, что не зря отправилась в путь.
Глава 19
Неизбежность страшных чудес
Акстимма
Давным-давно, когда все люди были одинаковы, когда униэн путали с дэй'ном, а нэсс ничем не отличались от ангай, жили на свете драконы. Были они мудры, коварны и любопытны. Такими сотворил их Тот, Чьё Имя Непостижимо в начале всех времен.
Драконы жили сами по себе, ибо у них было все, что нужно для счастья — свобода, небо и вдохновение. Но людям соседство с драконами совсем не нравилось, они завидовали бессмертию, магии и вольности крылатых змеев. А раз завидовали, значит ненавидели. И однажды люди решили объединиться в единый народ, чтобы сообща изгнать страшных соседей.
Но драконы были мудры, они послали к подножью Престола Того, Чьё Имя Непостижимо самого коварного из своих собратьев. Он не стал жаловаться на людей. Нет! Дракон поступил иначе.
Он сказал Великим Духам: «В том, что люди столь завистливы, жестоки и лживы, нет их вины. Ибо они обделены божественными дарами. Как же не завидовать, если все они смертны, а мы живем вечно; они ковыряются в земле, а мы царствуем в небесах; они бесталанны, а мы без конца творим красоту? Разве это справедливо?».
Великие Духи устыдились своей жадности и решили исправить свою ошибку. На поляне Древнего Леса поставили они три большие чаши. Одну наполнили огнем, другую — чистой водой, а третью — медом… На радость драконам, прекрасно знавшим, какова истинная сущность людей, и чем обернутся для двуногих смертных подарки, ибо были не только мудры, но и коварны. Что получилось потом, все знают — дэй'ном не смогли поровну разделить содержимое кубков, и навеки утратили душевное равновесие, жадные нэсс и ревнивые ангай едва не передрались из-за меда Смерти, а замешкавшиеся униэн обрекли себя на чрезмерно долгую жизнь, исполненную одиночества.
С помощью мудрости и коварства драконы раз и навсегда избавились от угрозы со стороны людей. Но когда увидели они, насколько разными стали двуногие, то не могли устоять перед ненасытным своим любопытством. А когда узнали смертных лучше — поняли, что, хоть и горьки оказались Дары Богов, но теперь люди стали чем-то большим, нежели просто живыми и разумными существами. Эту частицу божественного мы зовем душой, которой нет у драконов.
Так поняли крылатые бессмертные змеи, что Великие Духи оказались дальновиднее и хитрее.
И дабы искупить свою вину перед людьми, научили тех четырем Искусствам — песням, магии, любви и войне.
Ибо были мудры.
И дабы отомстить Богам, драконы приобщили людей к четырем порокам — богохульству, предательству, разврату и насилию.
Ибо были коварны.
Сделали они так и улетели в другие миры.
Ибо, прежде всего прочего, они были очень любопытны…
Более всего тайная святыня дэй'ном напоминала знаменитую средневековую гравюру «Вавилонская башня», которую Хелит помнила еще по школьному учебнику по истории. Наверное, что-то подобное также получится, если Великую Китайскую Стену накрутить на единую ось. Исполинская каменная спираль из массивных стен заслоняла половину неба и казалась абсолютно неприступной, почти монолитной. Могучие контрфорсы по всему периметру, зубцы, бойницы, башни — то ли крепость, то ли тюрьма, но уж никак не храм. Черный каменный монумент ненависти и гордыне — вот что это было такое.