Злое счастье
Шрифт:
— Как же мы туда попадем? — уныло поинтересовалась Хелит, продолжая рассматривать образец архитектуры дэй'ном. — Там, наверное, кроме жрецов и прислуги полным-полно охраны, сопровождающей Повелителя?
— Ничего подобного, — заверил её Итки. — Мало кто в Чардэйке вообще знает о существовании Храма. Даже ближайшее окружение Олаканна, по-моему, не догадывается. Он и все его предшественники всегда прибывали сюда в одиночку. А жрецов здесь всего сорок человек, да еще сто десять слуг. Жрецы вообще никогда не покидают внутренних помещений, а слугам разрешено выходить наружу только в двух случаях — похоронить жреца и встретить нового претендента на темный балахон иерарха.
Хелит тут же вообразила себе толпу полубезумных фанатиков с мучнистого оттенка лицами и горящими неутоленными страстями глазами, возглавляемых демоническим Повелителем. И ей стало совсем нехорошо, когда она представила Мэя в такой компании. Воображение рисовало Олаканна некой помесью Дракулы, Моргота и Джека-Потрошителя, хотя, наверняка, выглядел он вполне благообразно. Если убрать ауру кровожадности и призрачные крылья, то дэй'ном в большинстве своем довольно миловидны, можно сказать, красивы немного трагической декадентской красотой падших ангелов. Тот же Итки, попади он в современный мир, вполне сошел бы за перепившего накануне гота или панка.
— Как же они отпустили тебя во внешний мир?
— Интриги, — печально улыбнулся дэй'о. — Среди изгоев они еще опаснее, чем среди благородных. Провинись я перед жрецом, меня бы тут же принесли в жертву, и дело с концом. Но кто-то из рабов тихонечко вписал мое имя в список «порченных» и всё.
— Кто такие «порченные»?
Глаза у Итки стали отрешенными и мутными, почти неживыми.
— Тебе лучше не знать, леди, — прошептал он. — Этого лучше никому не знать. Особенно, для чего предназначены «порченные».
Хелит уже уяснила, что в культуре дэй'ном полным-полно всевозможных жутких ритуалов, а от которых самому маркизу де Саду стошнило бы. Поэтому дальше расспрашивать дэй'о не решилась. Есть подробности, в которые и в самом деле лучше не вникать.
— Нам надо отдохнуть, хорошо поесть и выспаться, — предупредил Итки. — Как только стемнеет, мы проберемся внутрь и будем всю ночь идти по коридорам, покуда доберемся до Святилища. Как раз успеем к самому началу ритуала. Не бойся, — поспешно утешил он девушку, — Там есть такие ходы, лестницы и галереи, по которым веками никто не ходит. Веками! Нас никто не заметит.
…Но не все драконы улетели в другие миры. Один остался. Ибо он желал познать смысл и значение Смерти. Он поселился в безымянных еще тогда горах, которые мы зовем ныне Лотримар. На самой границе меж землями четырех народов. И всякого проходящего мимо, он расспрашивал о смерти.
Все отвечали на вопрос: «Что есть Смерть?» по-разному.
Нэсс говорили: «Она — наша Кара за грехи. Наше вечное Проклятье!»
Ангай твердили, что Смерть лишь Врата в новую Жизнь.
Униэн равнодушно называли её Неторопливой Госпожой.
Дэй'ном звали Возлюбленной Богиней и вожделели её, как блудницу.
А Последний Дракон лишь дивился прихотливости впечатлений и не верил никому. Ибо был умен.
Тогда он разослал приглашения самым великим мудрецам каждого народа.
Первым приполз на коленях нэсс и униженно молил дракона о бессмертии.
Исполненный презрения крылатый змей его съел.
Затем пришел ангайский муж и потребовал для себя сокровенных знаний в обмен на тайну Смерти.
Дракон в гневе прогнал его.
Следом явился дэй'ном и попросился в ученики.
Бессмертный милостиво согласился.
Не пришел только мудрец из народа униэн…
Итки развел крошечный костер в неглубокой ложбинке между деревьев и вскипятил олкар, чтоб запивать сухари. Жирное соленое варево являлось скорее супом, чем чаем. Поначалу Хелит просто воротило от запаха и вкуса напитка, но потом она втянулась и оценила питательность олкара. Две чашки вполне заменяли обед с ужином, сосущее чувство холода тут же исчезало, а холод отступал.
Когда Хелит, наконец, согрелась и смогла думать о чем-то еще, кроме непослушных от усталости ног и негнущейся спине, она с содроганием поняла, что возможно этот день станет последним в её короткой жизни Здесь. Ведь еще даже года не миновало с пробуждения на песчаном берегу Бэннол.
— Я давно хочу тебя спросить… — смущенно сказала леди Гвварин. — Если не возражаешь?
— Спрашивай сейчас, госпожа моя, дальше нам придется молчать, а потом… только Заступница знает, доведется ли нам еще раз поговорить… Так что спрашивай!
Итки имел в виду вовсе не смерть. Он искренне верил в благополучный исход дела. Разумеется, они спасут рыжего князя, потому что Затупница на их стороне. Это же очевидно! Вот только дэй'о нет места рядом с униэн. Чем бы ни кончилась их отчаянная авантюра, Итки придется уйти подальше. Для собственного же блага.
— Скажи мне, Итки, — после некоторого замешательства спросила Хелит. — Каково это быть дэй'ном? Почему вы такие?
Красноглазый нисколько не удивился вопросу. Напротив, он, словно давно ждал его.
— Какие? Свирепые и кровожадные?
— Да.
— А разве вы — униэн не бываете ни жестоки, ни беспощадны?
— Бываем. И нэсс бывают такими, и ангай.
Мэй сам признавался, что в отношении дэйном не ощущает ничего, кроме испепеляющей душу ненависти и практически неутолимой жажды убивать.
— Значит, дело не в этом. А в чем же? — продолжала Хелит.
Дэй'о не на шутку задумался, и какое-то время молчал, не сводя красных глаз с пляшущих язычков пламени. От чего чудилось будто в глубинах зрачков, на самом дне горит огонь.
— Когда я сбежал и жил в лесу, то очень часто не мог ночью заснуть. Я садился на берегу Бэннол и смотрел, как в её текучих водах отражаются звезды и луны, и наслаждался своим спокойствием, своим нежеланием разрушить тишину и замутить воду. Радовался всему тому, что свойственно дэй'ном, и чего я не ощущаю. Дело ведь не в том, что дэй'ном кровожадны и несдержанны, точно дикие твари. Волки жестоки и могут резать скот просто ради забавы и удовольствия. Но волк, в отличие от моих сородичей, умеет радоваться и быть счастливым. В миг удачного завершения охоты ли, в любовном беге с волчицей, или лежа в высокой траве в час заката, не важно. Волк счастлив волчьей сутью своей, и судьбой, и участью. А дэй'ном тяжело и невыносимо даже с самим собой. Не ведают они ни удовлетворения, ни насыщения, не говоря уж о согласии и равновесии. Ты понимаешь, о чем я говорю, униэн? О согласии в себе самом.
Хелит понимала. Очень хорошо понимала.
— Но ты ведь другой, совсем другой.
Итки откинул с лица длинную челку и поглядел на свою спутницу так, словно видел впервые.
— Откуда ты знаешь, какие демоны живут в моей душе, униэн?
— А какие? — тихо спросила девушка.
— Темные, страшные, безумные… Я видел столько ужасного, что иногда удивляюсь, как мои глаза до сих пор не вытекли. И меня лучше не будить перед рассветом, когда сон слишком глубок, чтоб ненароком не выпустить на волю кошмары.