Зловещая лесопилка
Шрифт:
Клаус лег на койку, и сестры посмотрели на его босые ноги, которые стали очень грязными после целого дня хождения без ботинок.
— Спокойной ночи, Вайолет, — сказал Клаус. — Спокойной ночи, Сьюзен.
— Ее зовут Солнышко, — сказала Вайолет.
— Извини, — сказал Клаус. — Я просто совсем выбился из сил. Ты действительно думаешь, что утром мне станет лучше?
— Если посчастливится, — ответила Вайолет. — А теперь спи.
Клаус взглянул на старшую сестру.
— Да, сэр, — тихо проговорил он.
Он закрыл глаза и мгновенно заснул. Старшая Бодлер поправила на брате одеяло и задержала на нем долгий встревоженный взгляд. Затем взяла Солнышко за руку и, улыбнувшись Филу, снова вышла из общежития, пересекла двор и подошла к конторе. В коридоре Бодлеры прошли мимо зеркала, даже не взглянув на свое отражение, и постучали в дверь.
— Войдите!
Сестры узнали раскатистый голос Сэра и боязливо отворили дверь кабинета. Сэр сидел за огромным письменным столом темного-темного дерева и все так же курил сигару, поэтому его лицо скрывалось за облаком дыма. Стол был завален бумагами и папками, и на нем стояла табличка с надписью: «Босс», выведенной буквами из жевательной резинки, совсем как на вывеске лесопилки. Разглядеть остальную часть кабинета не представлялось возможным, поскольку он освещался только миниатюрной лампой на столе Сэра. Рядом с Сэром стоял Чарльз, и он робко улыбнулся детям, когда они подошли к своему опекуну.
— Вам назначено? — спросил Сэр.
— Нет, — ответила Вайолет, — но мне очень важно поговорить с вами.
— Я буду решать, что очень важно, а что нет! — гаркнул Сэр. — Видишь эту табличку? На ней написано «Босс», а босс — это я! Очень важно, когда я говорю, что это очень важно, понятно?
— Да, Сэр, — сказала Вайолет, — но, думаю, вы со мной согласитесь, когда я объясню, что происходит.
— Я знаю, что происходит, — сказал Сэр. — Я босс! Конечно я знаю. Разве вы не получили мой меморандум относительно аварии?
Вайолет глубоко вздохнула и посмотрела Сэру в глаза или, по крайней мере, в ту часть облака, где, по ее мнению, глаза могли бы находиться.
— Авария, — наконец сказала она, — произошла потому, что Клауса загипнотизировали.
— Хобби твоего брата меня не интересуют, — сказал Сэр, — и аварий не оправдывают.
— Сэр, вы не понимаете, — возразила Вайолет. — Клауса загипнотизировала доктор Оруэлл, которая в сговоре с Графом Олафом.
— Да неужели? — воскликнул Чарльз. — Бедные дети! Сэр, вы должны положить этому конец!
— Мы и кладем этому конец, — сказал Сэр. — Вы, дети, больше не учините никаких аварий и будете добросовестно работать на лесопилке. В противном случае убирайтесь вон!
— Сэр! — воскликнул Чарльз. — Вы же не выбросите детей на улицу!
— Конечно нет, — сказал Сэр. — Как я объяснил в моем меморандуме, я встретил очень любезную молодую даму, которая работает регистратором. Когда я упомянул, что на моем попечении находятся трое детей, она сказала, что если вы станете доставлять слишком много хлопот, то она заберет вас, поскольку всегда хотела иметь собственных детей.
— Палш! — воскликнула Солнышко.
— Это Граф Олаф! — воскликнула Вайолет.
— По-вашему, я что, похож на идиота? — спросил Сэр, указывая на свое облако. — От мистера По я получил подробное описание Графа Олафа, и эта регистраторша на него совсем не похожа. Очень любезная дама.
— Вы не поискали татуировку? — спросил Чарльз. — У Графа Олафа на щиколотке есть татуировка.
— Татуировку я, конечно, не искал, — раздраженно ответил Сэр. — Невежливо смотреть женщинам на ноги.
— Но она не женщина! — взорвалась Вайолет. — То есть он не женщина. Он Граф Олаф!
— Я видел табличку с ее именем, — сказал Сэр. — На ней не написано «Граф Олаф». На ней написано «Ширли».
— Фити! — заявила Солнышко, что, как вам уже известно, означает: «Табличка абсолютно ничего не доказывает». Но у Вайолет не было времени на перевод, так как Сэр заколотил кулаками по столу.
— Гипноз! Граф Олаф! Фити! Хватит с меня ваших оправданий! — вопил он. — Ваше дело — добросовестно работать на лесопилке, а не устраивать аварии! У меня и без неуклюжих детей дел по горло!
Вайолет быстро собралась с мыслями.
— Нельзя ли позвонить мистеру По? — спросила она. — Про Графа Олафа он знает все и, возможно, сумеет помочь. — Вайолет не добавила, что обычно на помощь мистера По не следовало слишком рассчитывать…
— К грузу забот о вас ты хочешь добавить стоимость переговоров по междугородному телефону? — спросил Сэр. — Ну уж нет. Позволь мне все изложить тебе как можно проще: если вы еще раз что-нибудь натворите, я отдам вас Ширли.
— Но, Сэр, — сказал Чарльз, — это же дети. Вам не следует разговаривать с ними подобным образом. Как вы помните, я не был сторонником идеи, чтобы Бодлеры работали на лесопилке. К ним надо относиться как к членам семьи.
— К ним и относятся как к членам семьи, — сказал Сэр. — Многие мои кузены живут в общежитии. Я не намерен спорить с тобой, Чарльз. Ты мой компаньон! Твоя работа — это гладить мои рубашки и готовить мне омлеты, а не командовать здесь!
— Вы, конечно, правы, — мягко сказал Чарльз. — Извините.
— А теперь убирайтесь, все убирайтесь! — рявкнул Сэр. — У меня уйма работы.
Солнышко раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но она знала, что это бесполезно. Вайолет собралась с мыслями, чтобы на что-то указать, но она знала, что это бессмысленно. Чарльз поднял было руку, чтобы что-то заметить, но он знал, что это тщетно, — здесь это слово означает «бесполезно и бессмысленно». Итак, Чарльз и две бодлеровские сироты молча покинули темный кабинет и на мгновение остановились в коридоре.
— Не тревожьтесь, — прошептал Чарльз. — Я вам помогу.
— Как? — прошептала Вайолет. — Позвоните мистеру По и скажете ему, что Граф Олаф здесь?
— Уло? — спросила Солнышко, что означало: «Прикажете арестовать доктора Оруэлл?»
— Спрячете нас от Ширли? — спросила Вайолет.
— Хенипул? — спросила Солнышко, что означало: «Разгипнотизируете Клауса?»
— Нет, — признался Чарльз. — Ничего подобного я сделать не могу. Сэр очень на меня разозлится, а этого допускать нельзя. Но завтра я постараюсь незаметно принести вам на ланч немного изюма. Хорошо?