Зловещие мертвецы (сборник)
Шрифт:
Каменные и Чертовы Языки — это три огромных камня, высотой в десять пятнадцать футов. Никто не знает, как они здесь появились; назвали их так в давние времена жители Смолуотера за сходство с языком Сатаны, подшучивающим над небесами. Легенда утверждает, что камни были местом жертвоприношений, но это никем не доказано.
Все, что я мог рассказать Лоусону, сводилось к следующему: муж этой женщины, проведав об измене, выследил ее и ночью в приступе ярости зарубил топором. Затем набросился на любовника, но тот, чудом увернувшись вырвал из рук топор и убил его.
— Что же тебя заинтересовало? — спросил я у Лоусона.
— Странная история. А что случилось с любовником?
Я пожал плечами:
— Кажется, помешался. Не вынес вида зарубленной женщины. Он давно умер. Если хочешь, мы можем сходить туда утром.
— Спасибо, Петер. Но мне интересно взглянуть сейчас. Роковое место; одинаково подходящее и для любовного свидания, и для убийства.
— На твоем месте я бы не стал торопиться, — сказал я.
— Почему?
— Днем там нечего смотреть: камни да камни, а вот по ночам их обходят стороной — страшно.
— Ты ходил ночью?
— Однажды. Но больше не испытываю желания. Лоусон засмеялся:
— Жизнь в провинции не для тебя: ты стал суеверным, как крестьянин.
— Может быть.
Во время обеда никто из нас не проронил об этом ни слова. Лоусон задумался и молчал. Мне вспомнилась та ночь, когда я с колотящимся сердцем пошел к Каменным Языкам. Ничего не случилось, никто не набросился на меня, не испугал, но я почувствовал за те десять минут, что стоял там, жуткий страх — такого страха я никогда больше нигде не испытывал — ни на фронте, ни в госпитале.
С утра у меня подскочила температура; вызванный Лоусоном доктор Фишер объявил, что я серьезно простудился и мне необходим постельный режим по крайней мере в течение недели. Лоусон посочувствовал мне.
— Крепись, Петер, — сказал он и, как обычно, ушел прогуляться после обеда; я же лег в постель и заснул. Когда проснулся, было уже темно. Часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Я проспал восемь часов и чувствовал себя намного лучше.
Я позвонил в колокольчик рядом с постелью. Через минуту в дверях появился Лоусон, держа на вытянутых руках большую кастрюлю с бульоном.
— Сварил тебе бульон, — сказал он, поставив кастрюлю передо мной на столик. — Заглядывал к тебе в семь, но ты спал как убитый; я не стал будить.
Я выпил сколько мог бульона, а он тем временем вяло рассказывал, чем занимался в течение дня.
— Добавить? — спросил он, когда я отложил ложку. Я покачал головой.
— Есть горячий пунш, или ты хочешь что-нибудь еще?
— Нет, благодарю.
— Тогда спокойной ночи. Пойду. Надеюсь, к утру тебе станет лучше.
Я выключил ночник и немного полежал с открытыми глазами.
Было слышно, как Лоусон вышел из ванной комнаты и закрыл за собой дверь спальни.
Как я говорил, по ночам мне обычно не спалось. Однако эта ночь принесла настоящее страдание.
Я метался и ворочался, сильно вспотел, сбросил пижаму, потом снова надел ее. Холод пробрал меня до костей. Тяжелый сон налег на грудь и липкими пальцами сдавил голову. Фантастические фигуры, мрачные и зловещие, проплывали перед глазами. Казалось, они наполнили собой всю комнату. Отрываясь от пола, они плавно поднимались к потолку, кривляясь и корчась, зависали над головой и стремглав обрушивались на меня. Постепенно каждая фигура теряла бесформенность и обретала жуткий, узнаваемый облик. Одна из теней выросла в гигантскую летучую мышь и кружила, кружила над головой, изредка задевая и царапая мне лоб перепончатой лапой. Что-то шевелилось в ее зубах, но я, как ни напрягал зрение, не мог разглядеть ее жертву.
Потом из мрака вышла женщина. Она приветливо раскинула руки и, улыбаясь, подходила все ближе и ближе. В двух шагах она остановилась и рассмеялась; я в ужасе отшатнулся — из ее рта спрыгнула на постель мокрая от крови, жирная крыса; одна, другая; из ноздрей стрелой выскочили две тонкие змеи и с шипением, свиваясь упругими кольцами, подняли к моим глазам сплюснутые морды. Они трогали жалами мое лицо, падали на меня, холодные, липкие… Третья фигура появилась надо мной: огромный зловонный слизень. Он медленно опускался, набухая сочащейся слизью. Слизь стекала с него, и капли обжигали меня. И когда казалось, сил уже не будет терпеть, он взорвался удушливой вонью и ошметки его тела рухнули и похоронили меня.
Я в ужасе закрыл глаза. Не видеть, убежать — прочь, прочь от омерзительных призраков, но услышал глухой и властный голос:
— Открой глаза! Открой!
Я повиновался. Гигантская летучая мышь кружилась надо мной — и теперь я увидел, что она держала в зубах: в ее пасти корчился в муках Бен Лоусон. С перекошенным от ужаса лицом, обливаясь кровью, он взывал ко мне. Я схватил его руки и потащил что было сил, но они выскользнули, и мышь улетела.
— Петер! Петер! — услышал я слабеющий крик. Я принялся молить Господа о спасении моего друга, взывал к милосердию, к Его всемогуществу.
Потом стал мерзнуть. Мне становилось все холоднее и холоднее…
Очнулся я слабым и опустошенным. Одеяло валялось на полу. Меня неудержимо била дрожь. Господи! Это был всего лишь сон!
Я повернулся на бок, стараясь поднять одеяло и укрыться от холода, как вдруг снова тот же призывный и слабый голос позвал меня: «Помоги, Петер! Помоги мне!» Казалось, он исходил издалека. Он умолял и просил. Во мне все перевернулось: «Сплю ли я?» Губы шептали молитвы. Неужели я пропал, безвозвратно погиб? Нет, я слышал знакомый стук маятника, видел темные полосы оконного переплета. Нет, я не спал. Тогда что это?
— Помоги мне! — отчетливо прозвучал голос. Я вскочил, бросился в комнату Лоусона. Она была пуста; постель стояла нетронутой.
— Бен! Бен! — кричал я.
— Иди к Каменным Языкам, Петер, к Каменным Языкам! — чуть слышный шепот Лоусона, как дыхание ветра, донесся до слуха.
Чертовы Языки! Я не медлил ни минуты.
Я кинулся обратно в спальню, схватил одежду, какая попалась под руку, и выбежал из дома.
Первые две сотни ярдов я бежал со всей скоростью, на какую был способен, но вскоре стал задыхаться и перешел на шаг. Я весь горел, рубашка от пота прилипла к телу, даже пронизывающий северный ветер с холмов не мог остудить меня. Темные тучи набегали на светлый лик луны одна з, а одной, как стаи изголодавшихся мышей на кусок сыра. Высокие, стройные деревья вдоль дороги низко склонялись ко мне и будто просили: «Помоги, помоги».