Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…
Шрифт:
Я не торопясь продвинулся вдоль рабицы.
– Эй, есть кто живой?
Кусты и яблони безмолвствовали.
Тронул калитку.
Незаперто.
– Хозяева!
Вошел.
– Люди, ау!
Продвинулся по бетонной выщербленной тропе.
– Ну, чего разорался?
Путь мне преградило малорослое, щуплое существо без груди, бедер и талии.
Но явно легко беременное.
– Все Пнево только о вас и говорит.
– От зависти девки злобствуют.
– А чему завидуют-то?
– Чему-чему – Красавцу моему.
– Вашему?
– Ну не ихнему же. Не виновата я, что мне одной повезло.
– С чем повезло?
– С чем-с чем… К остальным уроды приходили, а ко мне пожаловал Красавец!
– А вы правда его разглядели?
– Как тебя.
– И после ничегошеньки не забыли?
– А чего там забывать – красавец, он и есть красавец.
– Может, фоторобот составим?
– А этого не хочешь?
Маломерная хозяйка показала мне щуплый кукиш.
– Получи.
– Влюбились в Красавца-то?
Я напирал.
– Признание облегчает вину.
– Ну, и если даже влюбилась…
Хозяйка нехотя отступала.
– Имею полное право любить кого угодно.
– А он-то полюбил?
– Ваше дело не рожать – сунул-вынул, и бежать!
Я продолжал садовый допрос.
– Возраст-то у него хоть какой?
Снова фига.
– Вы раньше с ним пересекались?
Фига.
– Откуда он – из Пнево, Кронино?
Легко беременная внезапно призадумалась.
Я попридержал очередной наводящий вопрос.
– Нет, не садоградский, – сказала маломерная хозяйка. – Точно не здешний. Здесь таких красавцев сроду не водилось.
– Нежный?
– Еще какой нежный.
– Ласковый?
– Лучше и не вспоминать.
– Высокий?
Замлевшая хозяйка ответила традиционным кукишем.
– Особые приметы имеются?
– Я тебе сейчас столько примет наделаю…
Безответно влюбленная схватилась за ведерную лейку.
– Не сосчитаешь!
– Мне пора, – сказал я как можно спокойней и миролюбивей.
Тут наконец хозяйка сжалилась и вместо фигушек и обещания увечий выдала крупицу информации:
– Я такого красавца только в кино видела.
– В торговом комплексе? В зале на триста мест?
– Угадал.
– И давно?
– На прошлой неделе.
– В каком ряду сидел?
– Кто?
– Красавец – не я же!
– Да я же его на экране видела!
Хозяйка брызнула из лейки мне на мокасины.
– На экране!
– Проверьте весь садоградский репертуар! – сказал я отчетливым шепотом в фотоаппарат, чтобы услышали в Кремле. – И сравните актеров с Ванюшей.
– Чего ты там лопочешь?
– Спрашиваю, как мне быстрее до Кронино добраться.
– Лучше через заднюю калитку.
И единственная свидетельница, так и не давшая толковые показания, занялась поливом грядок – то ли с морковью, то ли с редькой.
Глава 7 Брезгливость
Держа курс на дальнюю садовую калитку, я убавил прыти, как только поравнялся с шалашом, сооруженным из обрезанных веток.
Нелепое сооружение вполне годилось для временного укрытия.
Я прислушался.
Внутри кто-то шебуршился… Неужто Красавец?..
Но из шалаша выглянула типично скуластая мордемондия – наследие татаро-монгольского ига.
– Будешь самогон?
На прямой вопрос я и ответил прямо:
– Буду!
Мордемондия втянулась в шалашную тесность и затенькала стеклом.
Я пригнулся.
– Мужик, а ты зимой в эскимоса не играешь?
– Еще как играю!
Из шалаша высунулась ручина с граненым стаканом.
– Иглу обязательно строю.
Нестриженые грязные ногти.
– Мне противно спать в благоустройстве.
Мутная жидкость, отдающая сивухой.
– Ненавижу.
Захватанная посудина.
– Кого? – спросил я, приняв стакан.
– Цивилизацию, едрена корень, – кого же еще!
– И правильно!
Я залпом уговорил самогонку.
Брезгливость… Какая, к едрене-фене, брезгливость…
Я отучился от этой причуды слабонервных барышень еще на втором курсе академии выживания. Нашу группу подняли ночью по тревоге и бросили на сбор того, что осталось от разбившегося при неудачной посадке авиалайнера. Черный ящик искали опытные товарищи. Нам же поручили тела – сгоревшие и полусгоревшие, а так же разорванные и полуразорванные. Мне повезло – я единственный, кто наткнулся на почти целехонькую стюардессу… Она, умница, нашла все-таки уголок в гибнущей машине, чтобы предстать на собственных похоронах в приличном виде… Не считая головы, которая была оторвана и держалась на честном слове…
– Еще!
– Сыпь!
Вторым стаканом я помянул четыреста сорок пассажиров, отдохнувших на островном курорте, двенадцать членов злополучного экипажа и один человеческий фактор – второго пилота, самонадеянно промахнувшегося мимо бетонки.
– Ну, а теперь признавайся, клещ шалашный, кто ты такой.
– Я?
– А то выдерну за ноги!
– Только без рук!
Дикарь-самогонщик высунул из шалаша хитрую мордемондию.
– Муж!
– Чей?
– Жены!
– Какой?
– Своей!
– А точнее?
– Стервы махонькой.
– Какой же ты, на хрен, муж?
– Законный!
– Какой же ты, на хрен, муж? Твою женушку поимел какой-то смазливый киношный проходимец.
– Кто сказал?
– Жена!
– Чья!
– Твоя.
Я, на секунду потеряв равновесие, шлепнулся на колени перед шалашом.
Фотоаппарат чиркнул по кромке шалаша беспристрастным объективом.
– Твоя стерва!..
– Что есть, то есть.
– Твоя стерва заявила, что ее…
На четвереньках гораздо удобнее вести дознание.