Злые боги Нью-Йорка
Шрифт:
– Я, верно, вообще ни одного адреса не знаю, – рассмеялся Коробок.
– Это был дом Шелковой Марш, – ответил Клык. – Но Джеки никогда бы не стал звездочетом. Никогда. Даже не думайте.
Лицо Мерси враз отвердело и побледнело, превращаясь в фарфор.
– Ну конечно, это был дом Шелковой Марш, – заметил я. – В какое время вы заняты, продаете газеты?
Одноглазый заинтересованно взглянул на меня.
– Обычно к десятому часу утра разлетается первый выпуск. Потом мы едим лепешки с мясом, носим за монеты багаж к паромному причалу и ждем дневного выпуска.
– А
– Ничё. Курим, пялимся на всякое-разное…
– А вы узнаете этот экипаж, если еще раз его увидите? – спросил я.
По мальчишкам внезапно пробежала рябь, и я понял – они узнают.
– Нет, – резко бросил Клык, его рябое лицо раскраснелось. – Не надо нам такого. Работать на «медную звезду»?
– У нас и так монет навалом, – заверил меня Кегля.
– Вы только посмотрите на это место, на новый занавес, – продолжал кипеть Клык. – В любом случае, ваши деньги испортят нам репутацию.
– Клык, – уже медленнее произнес Кегля. – Джек бы…
– Кегля, заткни свою чертову пасть. Джек бы предпочел, чтобы мы не высовывались. Мистер Уайлд, мы не станем.
«Хорошо же ты должен был напугаться», – подумал я. Я бы и сам одурел от страха. Но к этому времени я уже понял, что никто другой во всем городе не может связать этого призрака с конкретным экипажем. Мои единственные свидетели – наполовину уголовники, головорезы на обучении. И богаче меня, судя по их сигарам. Вдобавок я им не слишком-то нравился, и раз уж деньги их не трогали, я мог попытаться предложить им только одно.
– А знаете, что бы украсило «Захватывающее, ужасное и кровавое зрелище битвы при Азенкуре»? – поинтересовался я. – Но устроить это здесь будет жирно… Ладно, ерунда. Вы и так уже обо всем подумали.
– А что вы выдумали? – с трогательным любопытством спросил Коробок.
– Да дурацкая идея, – пожал я плечами. – Наверняка кто-нибудь из вас знает, как делать вспышки. А то есть у меня один приятель по этой части…
Внезапно воцарилась тишина. Робкая, ждущая. Маленький белый огонек на конце порохового шнура подползал все ближе, радостный и жадный, пока наконец, наконец не достиг фейерверка, и зеленые, оранжевые и золотистые искры не…
– Клык, у нас нет мастера вспышек, у нас его нет! – взорвался хор голосов.
– Я выучусь, у меня все равно только один глаз! – серьезно и пылко предложил Одноглазый.
Я взглянул на босса этой не слишком-то демократичной банды. Во взгляде Клыка вместе с восхищением росла ненависть, плечи разворачивались для драки.
– Думаю, сначала следует поучиться Клыку, а потом он растолкует все вам, – предложил я.
Какое-то время Клык думал, пережевывая мысль.
– Может, это и неплохая идея. Если у меня время найдется… – И тут его лицо просияло невероятной, искренней улыбкой. – Вы только подумайте – что скажет Зик-Крыса, когда у нас будут вспышки.
Хлопнула дверь. Через боковой коридор в зал, как бешеный, ворвался птенчик. Через кулисы, так наверно это следовало называть в театре. В теле мальчишки крылся целый табун диких мустангов, он с трудом хватал ртом воздух.
– Вы все пропустите! – выдохнул он.
– Что, драка? – ухмыляясь, поинтересовался Кегля.
– Повешение!
Я, даже не оглянувшись на Мерси, помчался следом за ним, торопясь изо всех сил. Если повезет, я успею разобраться с неприятностями прежде, чем она там появится. Если повезет, парнишка преувеличивает. Если повезет, сейчас все уже утихомирились.
Но когда это мне везло?
Глава 13
В ирландском характере есть особая непоследовательность. Хотя эти люди очень щедры и поделятся с незнакомцем или нищим последней коркой или картофелиной, они неумолимы в своей ненависти к тем, кто собирается хоть на кроху стеснить их или лишить бобового стебля. Странная несообразность!
Мы бежали на юг, прочь от Пяти Углов, где черные и ирландцы слишком бедны, чтобы хоть на цент беспокоиться друг о друге, мчались к краю обширного выгоревшего района. В ушах посвистывал ветер. Немногие люди, которых я замечал, склонялись над прилавками сапожников или тележками с ядовито-зелеными яблоками, старательно занимаясь собственными делами. А ведь здесь должны быть ирландцы, которые горячо бранятся с торговцами, аиды, продающие передники, индейцы со шкурками, кто-то еще, кроме дремлющих свиней. Даже мои сапоги стучали слишком громко, опережая мальчишек на полквартала. Я пробежал половину дома на Нассау-стрит, оштукатуренного жирной сажей, потом следующее, еще одно, и тут моя грудь напряглась, как палец на крючке револьвера. Уже совсем близко.
Я мог сказать, что тут намечается буча, даже не видя ее, поскольку все они одинаковы. Слишком легко в нашем городе собираются толпы. Из-за Бога. Из-за денег. Из-за работы. От беспомощности. Но о чем бы ни шла речь, всегда из-за пустяков. Однако первым признаю: добежав до цели, я побледнел. Меня неверно известили.
Они вовсе не собирались вешать черного.
– Видишь теперь, чем заплатишь за свою жадность? – орал абсурдно пьяный ирландец на маленького забитого местного уроженца в сюртуке и желтых бриджах. – Жизнь ниггера мало стоит, не спорю, но если ты встанешь и хорошенько посмотришь, Иисусом клянусь, от его шкуры будет больше толку, чем на роду написано.
Крикун был гигант, черноволосый, на выжженном безжалостным августом лице глубокие складки. Бычьи плечи обтягивала рваная и грязная рубашка, жилета нет, только серые нанковые брюки, которые не единожды ночевали на улице. Едва взглянув на ирландца, я уже немало знал о нем. Все его деньги сегодня утром ушли на виски, ни цента не осталось. Это было заметно по глазам, белки характерно пожелтели. Складки у рта подсказывали, что на мужчину обрушилась какая-то ужасная и чудовищно несправедливая катастрофа. Массивные руки в мозолях и ссадинах. Добавить к ним загар, и станет ясно – последнюю выпивку он купил на деньги от работы на строительстве или доставке камня в сгоревшем районе.