Злые игры. Книга 2

Винченци Пенни

— Ну… — вздохнула она, явно стараясь удержаться от резкости в адрес того, кто был, как она знала, другом Малыша, — переживания проходят. Так ведь, кажется, говорят. Сама не могу поверить, что я была такой дурой.

— Джереми достаточно умен и хитер, — произнес Малыш, — не говоря уже о том, что обаятелен и умеет уговаривать. По-моему, тебе не стоит слишком сильно винить себя.

— Нет, стоит, — неожиданно энергично возразила она. — Это была дичайшая глупость. Просто дичайшая. И получила я по заслугам.

Шарлотта вдруг снова заговорила так, как рассуждала когда-то, как должна говорить очень хорошо воспитанная английская, очень английская девочка. И сочетание подобных рассуждений

с тем, что она была теперь взрослым, узнавшим мир человеком, с ее стройностью и изяществом, с очень дорогим на вид черным платьем и с тройной ниткой жемчуга у нее на шее (Малыш обратил внимание, что с тех пор, как он ее видел в последний раз, ее гардероб и манера одеваться претерпели значительные перемены) производило очень сексуальное впечатление. Неудивительно, что Джереми увлекся ею.

— А как у вас складывались отношения с Фредди? — спросил вдруг Малыш.

— Э-э… хорошо. У него ведь сейчас все удачно, да?

В ее тоне проскользнуло что-то такое, что Малыш не смог сразу распознать; вероятнее всего, нотка ревности. Ну что ж, то, что она на время потеряла свое место под солнцем, должно пойти ей только на пользу. Бедняга Фредди достаточно настрадался.

Беседа у них получалась какая-то вымученная, и Малышу стало грустно. Он допил свой бокал, спросил Шарлотту, не заказать ли еще.

— Нет, спасибо. Мне уже пора домой. — Она все еще подыскивала себе квартиру, а пока жила в доме на Итон-плейс.

— Что, серьезное свидание?

— Да. Со стиральной машиной.

— А-а. — Он вынул кредитную карточку и попросил счет. Его принесли, Малыш взял ручку, чтобы расписаться, и тут впервые в подобном положении с ним случилось нечто ужасное. Ручка не держалась у него в руке, и ему никак не удавалось поставить свою подпись. Малыш смутился, покрылся испариной, неловко посмотрел на официанта, отчаянно пытаясь улыбнуться.

— Извините, — проговорил он, — судорога. Извините.

— Вот. — Шарлотта поспешно положила на поднос десятифунтовую бумажку. — Я угощаю. Я у тебя и так в долгу.

Когда официант отошел, Малыш опустил глаза, вид у него был откровенно несчастный.

— Извини, дорогая.

— Малыш, ты должен мне обо всем рассказать. Что это такое? Энджи знает?

— Нет, — с тяжелым вздохом ответил он, — мы сейчас не совсем ладим друг с другом. Я ей почти ни о чем не рассказываю.

— Ну, расскажи мне. Может быть, я сумею помочь.

И Малыш рассказал.

Час спустя, забросив по дороге Шарлотту домой, он уже входил в свой дом; там стояла полная тишина. Энджи теперь вечерами постоянно отсутствовала; отправиться под конец дня то в Эссекс, то еще куда-нибудь стало у нее скорее правилом, нежели исключением. Теперь он больше общался дома с миссис Викс, чем с Энджи (в их новом доме, как и в прежнем, для миссис Викс оборудовали в полуподвальном этаже квартиру); и если Малыш оказывался вечером дома в одиночестве, то она часто, по собственному выражению, «срывалась с места» и готовила ему что-нибудь вкусненькое. «Вам надо есть», — сурово говорила она, а если Малыш пытался возражать, то заявляла ему, что он выглядит ужасно, причем с каждым днем все ужаснее. «Хуже, чем выглядел мистер Викс перед самой своей смертью», — любила нередко добавлять она. Даже в том скверном состоянии, в котором он в последнее время находился, поверить в это Малыш все-таки никак не мог, поэтому его такие замечания веселили, настроение у него улучшалось, и он послушно поглощал суп, бутерброды с обжаренным хлебом или же уэльские гренки с сыром, которые были одним из коронных блюд миссис Викс и которых Малышу до знакомства с ней пробовать не приходилось. Сама она никогда не ела с ним вместе, но садилась

напротив, внимательно смотрела на него, постоянно подливала ему в стакан, едва только тот пустел более чем наполовину, и в мельчайших подробностях пересказывала содержание тех «мыльных опер», что ей удалось посмотреть за последнее время. Малыш довольно быстро хмелел, в голове у него путались сюжеты и действующие лица всех сериалов, так что потом, в тех редких случаях, когда ему самому доводилось смотреть «Даллас», «Династию» или «Коронейшн-стрит», он постоянно удивлялся, что в этих фильмах происходит все не то и не с теми героями, каких он ожидал увидеть. Малыш понимал, что миссис Викс расстроена поведением Энджи и осуждает ее, но оба они были слишком лояльны к Энджи, чтобы обсуждать между собой подобные вопросы, и потому предпочитали вообще никогда не касаться этой темы, вследствие чего их взаимоотношения приобрели совсем уж странный, даже причудливый характер. Миссис Викс весьма интересовалась также делами банка; Малыш как-то однажды имел неосторожность сказать, что у него не так уж много клиентов, и миссис Викс настояла на том, чтобы вложить все свои сбережения и те деньги, что откладывала для нее Энджи (всего десять тысяч фунтов), в его банк; я понимаю, сказала она, что это не такая уж большая сумма, но, может быть, и от этих денег будет какая-нибудь польза. Малыш со всей серьезностью заверил ее, что для банка это большая поддержка, и сам проследил за тем, чтобы эти деньги были вложены в золото. Он часто говорил миссис Викс, причем совершенно искренне, что она — самая чудесная женщина, какую ему доводилось встречать, за исключением только его собственной матери.

Энджи вернулась уже за полночь. Она слегка раскраснелась и выглядела очень хорошенькой в коротком, плотно облегавшем ее фигуру черном платье. Она взбежала по лестнице, влетела в спальню, подбежала к Малышу, который лежал в кровати и читал, и нагнулась, чтобы поцеловать его. Малыш холодно посмотрел на нее.

— Здравствуй, Малыш! С возвращением тебя!

— Спасибо.

— Извини, что я не смогла сама тебя встретить. Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Малыш, но ты ведь сам знаешь лучше, чем кто бы то ни было другой, что бизнес есть бизнес.

— Знаю. А у тебя сейчас дел невпроворот, Энджи, да?

Она внимательно посмотрела на него, и он увидел, как в глазах у нее появляется какое-то особое, настороженное выражение.

— Прости, не поняла?

— Я сказал, что у тебя сейчас, по-видимому, много дел. Как прошел вечер?

— Тоскливо.

— Выглядишь ты не очень тоскливо. В таком платье только и ездить… как там называется это место?

— Эссекс.

— А, да. И что же, ты только и была в этом Эссексе? Больше нигде?

— Разумеется, больше нигде. — В голосе ее послышалось раздражение. — Я туда поехала на электричке, это был сплошной кошмар, такая глупость с моей стороны: выехала отсюда около пяти часов, а добралась в Ромфорд только к половине восьмого.

Она присела на край кровати и снова нагнулась, чтобы поцеловать его. Малыш отвернулся.

На работу он отправился рано; но, когда пришел туда, Гэс Бут был уже на своем рабочем месте; он поднял голову от стола и улыбнулся:

— Малыш! С возвращением.

— Спасибо, Гэс. — Малыш довольно тяжело опустился на край его стола. Чувствовал он себя разбитым, у него ныла, казалось, каждая косточка. — Как вчерашний вечер?

— Простите?

— Ваш ужин. С Томом Филлипсом.

— А-а… боюсь, безрезультатно.

— О господи, — вздохнул Малыш. Ему вдруг стало просто нехорошо: настолько настроил он себя заранее на приятные вести, так надеялся их услышать. — Ну а в чем же дело на этот раз?