Злые вихри
Шрифт:
Вейсъ вопросительно глядлъ на Нину.
Она, въ нкоторомъ смущеніи, кивнула головой.
– - Такъ вотъ я и кончу, а когда кончу, тогда и уйду.
– - Куда уйдете?-- спросила она.
– - Свезу «Смыслъ жизни» Льву Николаевичу... Онъ, я увренъ, вполн одобритъ... Потомъ, получивъ его учительское благословеніе, я и уйду въ деревню... У меня ужъ есть на примт такое мстечко. Буду жить въ маленькой хатк, по-крестьянски, буду заниматься портняжнымъ ремесломъ, шить мужичкамъ жилетки... теперь, вдь вы знаете, оки, поверхъ рубахи, все жилетки носятъ... такъ вотъ я и стану шить
IX.
Нина глядла на Вейса такими же глазами, какъ и на Генріетту Богдановну, когда та произнесла таинственное слои «фитъ». Потомъ ей пришло на мысль: не помшанный ли онъ, но она видла, что Ольга относится къ его словамъ спокойно и даже одобрительно киваетъ ему головой. Неужели оба они смются надъ нею? Все это шутка? Зачмъ же такая глупая шутка?! Нтъ, они слишкомъ серьезны, да Ольга и неспособна смяться надъ нею, а ужъ особенно теперь, и при человк, котораго Нина видитъ въ первый разъ. Такъ что же все это значитъ?
Года полтора тому назадъ, по настоянію учителя словесности, Нин было разршено прочесть Войну и Миръ. Она читала этотъ романъ съ такимъ страстнымъ интересомъ, съ какимъ еще ничего не читала. Онъ оставилъ въ ней огромное и неизгладимое впечатлніе. Она почувствовала всю силу таланта русскаго художника, и съ тхъ поръ имя Льва Толстого сдлалось однимъ изъ ея любимыхъ именъ.
Она смутно слышала, что онъ сталъ писать какія-то странныя вещи, что онъ странно живетъ, шьетъ сапоги и пашетъ землю, но вокругъ нея этимъ нисколько не интересовались, и она забыла слышанное. Никакихъ газетъ, а ужъ тмъ боле русскихъ, ей не давали въ руки. Он проносились утромъ въ кабинетъ князя, и никто въ дом не видалъ ихъ.
Теперь ей казалось яснымъ, что тутъ какая-то ошибка, что такой писатель не можетъ проповдывать того, что приписываетъ ему Ольга, не можетъ никого благословлять на бгство отъ живой дятельности въ обществ, отъ благородной, обязательной для всякаго умнаго и хорошаго человка борьбы противъ зла и... на шитье жилетокъ.
– - Зачмъ же вы будете шить жилетки?-- спросила она Вейса.-- Разв у васъ особенная склонность къ этому занятію, призваніе?
– - Какое же тутъ призваніе!-- серьезно и важно отвтилъ онъ.-- Необходимо выбрать себ какое-нибудь ремесло. Онъ тачаетъ сапоги, я буду шить жилетки. Онъ работаетъ съ крестьянами, и я буду тоже.
– - Ахъ, понимаю!-- догадалась Нина.-- Все это для здоровья! Теперь все гимнастика, массажъ, движеніе на воздух, физическій трудъ... Мой отецъ каждый день длаетъ гимнастику и говорить, что это ему очень полезно... Такъ вотъ, врно, и графъ Толстой, онъ вдь, ужъ старый человкъ, хочетъ поправить здоровье и подольше жить... А вы, значитъ, тоже нездоровы? По лицу этого нельзя сказать..
Вейсъ посмотрлъ на нее, какъ ей показалось, довольно презрительно и перевелъ взглядъ на Ольгу.
Та покраснла за неумстную наивность своей пріятельницы и заговорила, спша объяснить ей ея дтскую ошибку:
– - Нина, что вы такое говорите, причемъ тутъ массажъ, гимнастика! Я здорова, и Евгеній здоровъ тоже, но мы подемъ въ деревню, онъ будетъ шить жилетки и пахать землю, а я доить коровъ, прясть, ну, словомъ,
– - Что-жъ объ этомъ спрашивать!-- произнесъ Вейсъ.
Ольга внимательно на него смотрла. Она, какъ только онъ пришелъ, подмтила въ немъ что-то необычное и странное. Она чувствовала въ немъ какую-то ненравившуюся ей перемну. Онъ чмъ-то разстроенъ, или недоволенъ, или пораженъ. Теперь же, посл тона, какимъ онъ произнесъ эти слова, у нея ужъ не оставалось сомнній. Да, что-то случилось. Ей надо скоре спросить его, узнать, и нельзя: Нина мшаетъ, а вызвать его въ спальню при ней неловко...
Нина между тмъ спрашивала:
– - Отчего же вы думаете, что народъ,-- даже если онъ сытъ и у него есть все, что ему надо,-- счастливъ? Отчего вы думаете, что вс мы въ грубомъ, тяжеломъ труд и лишеніяхъ, отказавшись отъ нашихъ привычекъ, отъ наукъ и искусствъ, отъ умственныхъ наслажденій, будемъ счастливы, а не станемъ ужасно, ужасно страдать? Какъ же вы вотъ вчера, и еще сегодня утромъ говорили о необходимости достигать прогресса... въ интеллектуальномъ развитіи?
Ольга почувствовала себя очень неловко. Она сама никакъ не умла разобраться во всемъ этомъ. Она то и дло возвращалась къ своимъ прежнимъ, такъ недавнимъ, понятіямъ и путала ихъ со своей новой толстовской врой.
Ей было такъ жаль разстаться съ «интеллектуальнымъ развитіемъ», съ женскими правами, съ любимыми, такими хорошими и побдоносными фразами, произнося которыя она чувствовала себя «развитою личностью», «передовою русской женщиной». Съ другой стороны, истина заключается въ ученіи Толстого, въ каждомъ его слов! Онъ одинъ открылъ новую вру, вн которой все фальшь и обманъ.
Она видитъ, что общество гніетъ, что такъ жить нельзя и что сама, она, со смерти бабушки, живетъ сносно только до тхъ поръ, пока у нея еще есть деньги. Она вритъ и Толстому, и Евгенію, что будетъ счастлива, когда переселится въ деревенскую избушку, станетъ доить коровъ, прясть и длать всякую черную работу, когда станетъ сть пустыя щи, кашу и квасную тюрю. Она вритъ, хоть и не знаетъ, какимъ образомъ придетъ истинное счастье отъ такой жизни, издали кажущейся ей ужасною. Если и Толстой, и Евгеній -- значитъ: такъ! И вотъ, какъ только будетъ конченъ «Смыслъ жизни», они обвнчаются, удутъ навсегда изъ Петербурга и сдлаются крестьянами...
А тутъ эта несносная Нина со своими вопросами, придирками!.
Она ей ничего не отвтила и была очень рада, когда заговорилъ Вейсъ.
– - Что истинное счастье только тамъ, съ народомъ, и въ труд народномъ, это фактъ!-- сказалъ онъ.-- Нашъ великій учитель не можетъ ошибаться; наконецъ, уже нашлись люди, поврившіе ему и достигшіе счастья. Примровъ такихъ все больше и больше. Вотъ, недавно, одинъ молодой князь, очень богатый человкъ, во совту Льва Николаевича, роздалъ все свое имніе, вс свои земли крестьянамъ, оставилъ себ всего десять десятинъ земли, воздлываетъ ее, живетъ какъ крестьянинъ, и счастливъ.