Змееносец. Истинная кровь
Шрифт:
Себя почти не помнил. Нет, отчетливо вспоминал, что с ним происходило. Сначала поцелуй короля и его жены. Потом отвратительный скандал и с королем, и с Катрин. Спешное решение немедленно уехать, лишь бы не видеть вновь ее умоляющих глаз. Только не в Конфьян, где им придется изо дня в день жить во лжи. А притворяться Серж Скриб не мог и не хотел. Он помнил, как ему седлали Игниса. Помнил, что, не в силах заставить себя смириться, вновь и вновь бросал взгляд на окна Катрин. И знал, что даже если она выглянет — все равно уедет.
Но самого себя маркиз-трубадур
Любила ли она его или только говорила, что любит? Отрежь ему руки, чтобы он не смог более перебирать струны дульцимера, а он все равно бы твердил, что ее чувство к нему истинно. Потому что знал цену истине. Но был король, который выбрал Катрин. И было что-то еще, что заставило ее целовать короля. Любить женщину, которая ему не принадлежит, было бы мукой, на какую решился бы лишь сумасшедший. Серж Скриб был сумасшедшим. Но жить с женщиной, которая делит ложе не только с ним, и все-таки ее любить — стало бы истинной пыткой. Сумасшедшие тоже боятся боли.
И вот теперь он глядел в провал неба в окне, не помня себя, помня только Катрин. И не знал, как ему быть без ее губ, рук, плеч, волос, глаз… Быть может, Господь сжалится над ним, и этот поход, который затеял герцог Бургундский, станет последним, что ему суждено увидеть. Тем будет лучше. Поскольку в действительности Сержа Скриба, маркиза де Конфьяна более не существовало.
К настоящему его вернул звук открываемой двери. Серж устало посмотрел в глубину комнаты, наполненной тенями. А потом перевел взгляд туда, где показалось дрожащее пламя свечи в руке служанки.
— Прошу вас, мессир, — услышал он грудной ее голос.
И в комнату вошел невысокий мужчина, с ног до головы укутанный в плащ и с надвинутым на глаза капюшоном. Он замер посреди комнаты. Служанка всучила ему в руки свечу и проговорила:
— Там в углу тюфяк имеется, уж простите, что осталось. Коли еще чего будет нужно, я внизу.
С этими словами она удалилась прочь. А постоялец так и стоял посреди комнаты. Лица его Серж не видел.
— Тюфяк не советую, — тихо проговорил маркиз, — у них и на постели-то полно клопов.
— И стоило ехать в такую даль за клопами?
Серж дернулся и тут же заставил себя принять прежнее положение. На мгновение ему показалось, что голос юноши, а это, несомненно, был юноша, похож на голос его супруги. Но, видимо, лишь показалось.
— Боюсь, меня впереди ожидают не только клопы, — спокойно ответил он. — А за каким чертом вы оказались здесь, месье?
— Потому что одному олуху не сиделось дома.
Нет, ему не показалось. Серж все-таки вскочил на ноги. Этот голос… Он и в самом деле сошел с ума. Теперь она будет мерещиться ему повсюду?
— Вам холодно, месье? — хрипло выдавил он. — Отчего вы не снимите вашего плаща?
«Вашего чертового, matrem tuam, плаща!»
— Да, мне холодно. Мне всегда холодно без вас, маркиз.
Это была Катрин. Это, черт подери, была его Катрин! Но он все еще не верил собственным ушам, надеясь, что воображение сыграло с ним злую шутку.
Фигура, укутанная в плащ, подошла еще ближе. Протянула руку к его руке и резко одернула.
Он нетерпеливо, одним движением скинул капюшон, скрывавший лицо его соседа.
Перед ним была Катрин. Катрин. В мужском платье, с остриженными волосами, но Катрин.
— Мatrem tuam, — теперь уже вслух произнес маркиз де Конфьян. — Что ж, на тюфяке спать вам не придется. Потому, кроме клопов, никакие твари вам не грозят.
Он поклонился и решительно направился к двери.
Ну, уж нет! Не для того она потратила столько времени и сил, добираясь сюда, чтобы позволить ему уйти.
— Серж, подождите, — Катрин двинулась за ним. — Я понимаю, что вы не желаете меня видеть. Но ради этого вам не стоит ездить в ваш поход, в котором вы можете погибнуть. Вернитесь домой, и я обещаю, что больше никогда не попадусь вам на глаза.
Он снова замер. На сей раз, держась за ручку двери. Медленно повернулся к ней и внимательно осмотрел ее.
— Для того, чтобы сказать это, вам не нужно было стричь ваши волосы, мадам. Боюсь, без них вы не понравитесь не то, что королю, но и любому другому мужчине, включая палачей, мясников и… и трубадуров, мадам.
— Вы прекрасно знаете, что путешествие в женском платье было бы для меня невозможно. И для меня не имеет ровно никакого значения, понравлюсь я кому-либо или нет. Если и вам я больше не нравлюсь, это внушает надежду, что вы передумаете уезжать из-за женщины, которая вам безразлична. Нет ничего удивительного, что ваша любовь угасла. Мужчина не может до бесконечности восторгаться завоеванным трофеем. Или вы всего лишь придумали ваши чувства ко мне, как очередную канцону.
— Канцону? — выдохнул маркиз де Конфьян, ошалело глядя на свою стриженую жену.
— Канцону, — повторила Катрин. — Возвращайтесь и продолжайте сочинять дальше. А я вас больше не потревожу, — она помолчала, раздумывая еще над чем-то, и все же решилась добавить. — Закон не позволит мне развестись с вами. Но это можете сделать вы. Причина для развода у вас имеется. Думаю, королева Мари поможет вам с этим. Но позвольте мне лишь самую малость — знать, что вы живы и в порядке.
— В порядке? Черта с два я в порядке! — воскликнул Серж и вылетел из комнаты, хлопнув дверью.
Но не успела Катрин понять, что произошло, как его длинная фигура вновь появилась в дверном проеме.
— Спать будете в постели. Меня устроит тюфяк, кишащий тварями. На рассвете я уеду. А вы вернетесь в Конфьян, к нашему сыну.
«К нашему сыну. К нашему!»
Маркиза, побоявшись спугнуть то, что ей почудилось в этих его словах, молча кивнула и сильнее закуталась в плащ.
Он снова посмотрел на ее голову, поморщился при виде рыжих обкромсанных прядей и покинул комнату, толком не понимая, что теперь делать. Думать о том, зачем она примчалась сюда, было выше его сил. Он стоял на улице, вдыхал морозный воздух, хмурился оттого, что звезды спрятались под толщей туч, и небо стало совсем темным. Проведал Игниса на конюшне.