Змееносец. Истинная кровь
Шрифт:
— Не говори глупостей! Ничего ты не седая, — поцеловал Мишель ее в висок. — Но, на всякий случай, я люблю тебя не за цвет твоих волос, — рассмеялся он.
Мари положила голову к нему на плечо по старой своей привычке и стала перебирать пальцами его мягкие пряди. Господи! Ведь она не думала о том, что им доведется еще когда-нибудь вот так сидеть здесь, на этом месте. Вот так — касаться друг друга. Вот так — принадлежать друг другу. И она сама чуть все не разрушила.
— Ты простишь меня? — тихо спросила королева.
— Простить тебя? —
Она только покачала головой, будто услышала самую большую глупость в мире.
— Нет! Это я ужасная! Отвратительная! Капризная, глупая, ничего не умею! Вечно попадаю в дурацкие ситуации! А теперь еще и толстая! Как меня можно любить? И я ужасно боюсь… вдруг ты поймешь, что ошибся тогда… Я думала, что ты это уже понял…
Мишель весело рассмеялся.
— Тебя можно любить очень сильно, — насмеявшись, сказал он. — Ужасную, капризную неумёху.
Она очень серьезно посмотрела на него. Было в ее взгляде что-то такое, чего не было никогда раньше. Что-то очень важное, что случилось в этот момент.
— Мишель, — тихо сказала она, — там, на Горе Спасения, я подумала… А ведь если бы что-то с тобой случилось… я бы умерла… Пожалуйста, никогда больше не отправляй меня никуда в одиночестве. Где бы ты ни был, я должна быть с тобой.
— Обещаю тебе, — он нежно коснулся щеки Ее Величества, — мы всегда будем вместе.
Они не знали, сколько прошло времени. Казалось, что оно остановилось. Но за окном начался неминуемый рассвет, в комнате быстро светлело. День обещал быть солнечным. Праздничным. И Мишель вдруг вспомнил:
— Мари! Ты не знаешь, Конфьяны здесь? Они тоже должны узнать о проделках Петрунеля. Маркиз с его богатым воображением наверняка придумал себе такого, чего и в нескольких канцонах не расскажешь!
— Я о них совсем забыла, — пробормотала Мари, выныривая из своего состояния полудремы. Она была спокойна и счастлива, глядя, как солнечные лучи, проникая в огромные окна, касаются лица короля Мишеля. И никак не могла понять — откуда в ней столько любви? Разве может быть столько любви? Разве может любовь становиться больше с каждым днем?
Она сладко потянулась и, окончательно сбрасывая с себя это ночное умиротворение, быстро поцеловала мужа в щеку и легко соскользнула с его колен, будто бы не носила впереди себя внушительный живот.
— Еще очень рано. Давай подождем с поисками твоей маркизы до завтрака, — проворковала Мари и показала ему язык.
Мишель, улыбаясь, поднялся за ней.
— Я могу сходить один. По дороге скажу Барбаре, чтобы Полин принесла тебе завтрак.
— Маркизы тебе мало? Еще и Полин? — засмеялась Мари. — Или, может быть, Барбара? Нет уж, пойдем вместе. Если считаешь, что они довольно выспались, чтобы вытащить их из кроватей, то так тому и быть, хотя я считаю…
В этот момент ее тирада была прервана лошадиным ржанием во дворе. И до них донеслась не менее смачная тирада конюшего, отдававшего распоряжения бестолковому Филиппу. Мари, схватив мужа за руку, торопливо засеменила к окну, где разворачивалась прелюбопытная сцена.
— Велено же было отправить за Игнисом человека? — бушевал конюший. — Велено! Так какого черта, дурья твоя башка, коня до сих пор здесь нет? Что сказать Его Светлости?
— Так болен конь! — возражал Филипп. — Куда его гнать-то в такую погоду. Да и я дурак, что ли, чтобы в ночь ехать?
— Велено было — к утру собрать все!
— Так это уже не ко мне! И даже не к вам!
— А что я Его Светлости скажу?!
Мишель немедленно оторвался от окна и посмотрел на Мари.
— Видишь! Идем скорее. Мы можем опоздать, и они уедут. Это вполне в духе маркиза, — заявил король, решительно потащив жену за собой. — А потом я тебе обещаю, мы будем есть хоть целый день. Тем более, сегодня Рождество!
— Главное — береги нос, — засмеялась Мари, следуя за своим мужем.
— Генриетта с маленьким Сержем уже ждут внизу. Ваш дульцимер в сундуке. Мы можем отправляться, — одетая для дальней дороги, Катрин подошла к маркизу де Конфьяну. — Мне не терпится уехать.
— Да уж, главное, что не забыли дульцимер, — хохотнул Серж. — Я вчера весьма неловко позабыл его в саду. Цел он хотя бы?
Он отошел от окна, возле которого забавлялся, слушая перебранку конюшего и конюха.
Удивительным было это утро. Спокойным и тихим. Потому что на душе его было спокойно и тихо. У него, как и неделю назад, была жена, которую он любил до самозабвения. Был сын, без которого он не мыслил своей жизни. И был его дом, куда он стремился всеми силами души. Все остальное вдруг сделалось совсем неважным.
Он поймал ладонь Катрин и нежно прикоснулся к ней губами.
— Вы же знаете, — тихо проговорил маркиз, — то был мой любимый дульцимер. Второго такого нет во всем королевстве.
— Я знаю, — улыбнулась маркиза, — потому велела, чтобы его отыскали в саду.
Она неотрывно следила за Сержем, словно боялась, что, как только она перестанет смотреть на него, он исчезнет. Или она проснется. Катрин все еще не верила до конца ни в то, что произошло три дня назад, ни в то, что все это оставлено в прошлом.
Но он только покачал головой, будто раздумывал о чем-то. А потом сказал:
— Я позабыл о том, что мы собирались посетить местного ювелира. А теперь совсем уже нет времени.
Серж достал из кошелька, висевшего на поясе, крошечный кожаный мешочек и повертел в руках.
— Это должно было стать довеском к рождественскому подарку. Но… Выходит, что это подарок.
Развязал шнурок на мешочке и высыпал себе на ладонь небольшую серебряную брошь с изображением розы. Работа казалась несколько грубой, но что-то неуловимо прекрасное было в этой незатейливой вещице.