Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Не надо, прошептал Хузайфа, легонько толкнув, в плечо Зафира. Среди них есть солдаты, которые понимают наш язык, тихо шептал он, не глядя на Зафира.
– Тогда пусть услышат, негромко сказал Зафир, морщась от боли. Я буду их резать, пока сам буду жить.
– Молчи, испуганно произнес Хузайфа, увидев как один из солдат, идет в их сторону.
С лицом словно "лепешка", узкими щелочками глаз, и маленьким ртом, искривленным в ухмылке, к ним подошел низкорослый солдат. Он быстро растолкал стоящих перед ним стариков, и подошел к двум юношам. Прищурив, и без того, узкие глаза, он внимательно осмотрел Зафира, покачал головой и крикнул:
– Товарищ лейтенант! здесь кажется "душман" раненный.
–
– Идите сюда.
От БМП отделился высокий, молодой мужчина, с запыленным лицом. Он на ходу, отпил из фляги, и, перекинув автомат на грудь, подошел.
– Чего там, недовольно сказал он, кивнув головой.
– Да вот, указывая на Зафира, сказал солдат, он,- точно.
Офицер внимательно посмотрел на Зафира, и лицо его стало злым. Он увидел тот взгляд, прожигающий, ненавидящий, тот, что заставляет содрогнуться. Такой, он уже видел, у смертника, когда тот подорвал себя, в очереди, во время раздачи риса. "А с виду пацан совсем, подумал лейтенант, лет пятнадцать, наверно,- вот "сучье племя", чем моложе, тем злее, ну ничего гад, ты сейчас нам ответишь, за наших погибших товарищей. Ответишь! Все вы ответите, "чурки грязные"! Мы вам покажем, как русских убивать! Этого точно в расход, если командир не увидит, подумал лейтенант".
– Выводи эту суку, зло сказал лейтенант, не сводя глаз с Зафира.
Солдат схватил за плечо Зафира, и толкнул его. Зафир упал лицом вниз, и застонал от боли. К нему на помощь, бросился Хузайфа, но сильный удар прикладом автомата, остановил его, согнув тело пополам, от боли. Аммар, вдруг громко вскрикнул, воздев руки к небу, и прыгнул на лейтенанта, навалившись на него всем телом. Он вцепился руками в горло "шурави", и что есть силы давил. Лейтенант покраснел, и судорожно размахивал руками. Казалось еще мгновение, и он умрет. Но нет, низкорослый солдат, проворно обернулся, и сильно ударил Аммара в голову, прикладом автомата.
– Стоять! раздался истошный крик. И в тот же миг, раздалась длинная очередь из автомата. Пожилой мужчина с большими усами, на квадратном лице, свирепо глядел на крестьян, и продолжал стрелять поверх голов.
– Стоять обезьяны!
– орал он.
– Всех положу.
– Отставить старшина, кричал на бегу, командир, отставить!
Среднего роста, широкоплечий, с волевым лицом, он грозно смотрел на старшину, приближаясь быстрым шагом. Опустив автомат, старшина ошалело смотрел на своего командира, еще не понимая приказа.
– Отставить старшина, подходя вплотную, уже спокойно сказал командир, положив свою руку, на горячий ствол автомата. Он посмотрел в глаза своему старшине, и увидел в них, - страх. " Неужели, такой опытный солдат, и страх, подумал командир".
– Что произошло, увидев потрепанного лейтенанта, спросил он?
– Я не слышу, прикрикнул командир.
– Лейтенант Дуров!
– Я, выкрикнул лейтенант, отряхиваясь от пыли.
– Вы не услышали, "заводился" от злости командир.
– Душмана раненого обнаружили, указывая на лежащего Зафира, сказал Дуров. Вот, сержант Канакбаев обнаружил его. А с ним, и приятели его, вот они, все здесь, обводя рукой, усмехнулся Дуров.
Командир подошел, посмотрел на распластанные в пыли тела, и произнес:
– Какого хера!
– Товарищ майор, они душман, точно говорю, тараторил казах Канакбаев. Этот вон раненый, давайте я его развяжу, сами посмотрите!
– А если он больной проказой, скривился майор, или еще какой нибудь гадостью, что тогда? - Ну,.. запнулся надув щеки Канакбаев. Тогда под жопу его! нашелся он с ответом, и заулыбался, обнажив мелкие крепкие зубы. А этот, собака драный, товарища лейтенанта хотел убить, я сам его спас, да. Канакбаев, ногой, перевернул тело Аммара.
– Этого в (ХАД), прищурившись, сказал майор. Все, громко сказал он, махнув рукой. Офицеры ко мне! К командиру подбежали три офицера. Уставшие лица, запыленная форма, и злость в глазах.
Посмотрев на своих подчиненных, командир подумал: " Сегодня плохой день. И для меня, и для них. Двух ребят, уже потеряли, а еще назад идти. Ах ты жизнь паскудная, "копеечка", где найдешь, где потеряешь... неладно на сердце. Может бросить этот кишлак, на хрен, и домой? Нет, не поймут они. Как же, мальчишки погибли, а мы этих "чурок" простим, не поймут. А что мне им сказать, что война не цирк, или, что нельзя кровью чужой напиться, потому что своей потом нахлебаешься! Что мне им сказать? Отдать на растерзание, этих крестьян, с их нехитрым имуществом? Нельзя! Нельзя входить в кишлак, засада может быть. А если не осмотрим, то в спину получим, и еще больше ребят потеряем. А может навести вертушки, и в порошок все! Черт, как болит голова. Все, решение принято, и только так".
– Осмотреть кишлак, громко произнес майор. Искать оружие, мины, ну все что найдете.
– Ясно, спросил он, глядя на подчиненных.
– Так точно, почти одновременно ответили офицеры.
– Вперед, кивнул командир, и добавил вполголоса:
– Осторожно ребята, берегите солдат.
"Те, кто стрелял в нас на дороге, пришли из этого кишлака, подумал Волков, а если так, то может быть жарко. Хорошо кишлак в кольце, если что, не уйдут".
Короткие команды, и вот уже разбежались словно "веером" солдаты, по кривым улочкам кишлака. Они шли осторожно, зная, что смерть может поджидать их всюду. Командир группы, майор Волков, забрался на броню, взял бинокль и стал рассматривать соседние с кишлаком склоны гор. Рядом с ним, сидел полусонный радист, долговязый парень, с юношескими угрями на лице. "А вот это, уже интересно, подумал Волков, разглядев вдали на петляющей тропе, людей с оружием, что поднимались вверх. Эх, жаль уже не достанем их! Он повел бинокль чуть правее, и увидел еще людей, только эти, гнали скот. Значит все-таки, "бородачи" были здесь, в кишлаке. Или остались? вздрогнул всем телом майор". Он опустил бинокль, и почему то, уставился на радиостанцию. Глухой взрыв, раздался в тишине неожиданно, в конце кишлака, у крайнего дома. Волков вздрогнул, и услышал в эфире из передатчика:
– Душманы! Волков словно очнулся. Он толкнул радиста, повернулся, и, наклонившись, в люк крикнул:
– Вперед Вася!
– Есть, раздался в ответ, голос механика - водителя. БМП вздрогнула, качнулась назад, всей своей тяжестью, и рванулись траки, глубоко вспарывая глину.
СССР г. Приморск. Мореходное училище. 1987г.
На плацу, между "экипажем" и зданием "камбуза", выстроилось училище. Утреннее построение, и подъем государственного флага. Шеренги курсантов, застывшие в строю, серьезные лица, и медленно плывущий в безветренное синее небо, красный флаг. Играет гимн, и начальник училища, с постным выражением на лице, тускло смотрит, куда- то вдаль. Музыка умолкает, и в наступившей тишине, вдруг спохватившись, начальник училища, громко крикнул:
– Вольно!
– Да, протяжно, и негромко произнес курсант Кретов, посмотрев на стоящего рядом в шеренге, курсанта Карно. Сейчас замполит речь толкать будет, шепотом добавил он, и подмигнул.
– Цыц салаги, сквозь зубы прошипел старшина роты Москвин, зло, взглянув на Кретова.
Одного взгляда было достаточно, что бы ни усомнится в дальнейших действиях старшины,- наряд на "очки", обеспечен. Кретов виновато пожал плечами, сконфуженно улыбнулся, и, приподняв голову, стал смотреть на замполита, начинающего свою "утреннюю молитву".