Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Нет, интенсивно растирался полотенцем Саша. Ходовая навигационная вахта, это вам не палубу драить, оттуда дорога на мостик начинается, улыбнулся Саша.
– Угу, кивнул Максим, вытирая губы.
– А кто сегодня ВПК? спросил, одеваясь Саша.
– Сычев, сказал Максим, убирая кружку со стола. Ты чай будешь пить?
– Конечно буду, а то заснем с тобой, и получим по шее, усмехнулся Саша, и достал из рундука, чистую тельняшку.
– Я на руль с Тороповым, сказал Максим задумчиво, а ты, с помощником, балдеть в роли наблюдателя.
– Значит завтра поменяют, пожал плечами Саша.
– Не думаю, покачал головой Максим. Завтра мы в порт заходим.
– А ты откуда знаешь? удивился Саша.
– В штурманской видел, спокойно ответил Максим. Идем в порт Гданьск, будем там завтра утром.
–
– Нет, наверно несколько дней, сказал негромко Максим, рассматривая свое лицо, в маленькое зеркало.
– Польша что ли? тихо промолвил Саша. У нас же вроде заходов не планировалось?
– Значит, что то поменялось, нам какая разница, вздохнул Максим.
– Ну да, кивнул Саша. Тоже верно.
– Ладно, посмотрев на часы, сказал Максим. Я пошел, догоняй, осталось десять минут. Успеешь?
– Конечно, бодро ответил Саша, намазывая хлеб," пайкой" сливочного масла.
Польша, что такое? подумал он. Это не заграница, так, социалистическая страна, там наверно точно так же как у нас, и никаких отличий. Вот Испания, другое дело, мечтательно вздохнул Саша. Капиталистическая страна! На улицах машины красивые, природа, кока- кола в бутылочках, джинсы "фермовое", а очки солнечные вообще "закачаешься". Польша, это не заграница, покачал головой Саша. Ерунда , сплошное недоразумение как говорит первый помощник. Он то знает, не один год, в море ходит. Вроде вечер, а спать охота, подумал Саша взглянув на часы. Пора, вздохнул он, "детская вахта" приступает к выполнению обязанностей, улыбнулся Саша. Поднявшись, он убрал со стола кружку, надел ботинки, и вышел из кубрика. Ничего себе, шарахнулся он в сторону, увидев перед собой открытую дверь. Сделав шаг, он увидел внизу пустой трюм, огромное "чрево", устланное деревянными брасами. "Какой идиот забыл "задраить", подумал он. Боцман узнает, "ноги вырвет", так и упасть недолго. Шагнул и все, привет здоровью." Закрыв дверь, он повернул налево и пошел по коридору. Поворот, еще один, потом наверх, еще коридор , поворот, снова наверх, и я на верхней палубе, думал Саша. Поднявшись по трапу, он свернул в коридор, и чуть не упал. "Вот гадство, подумал он, увидев развязанный на ботинке шнурок. Оглянувшись, он шагнул в сторону, и присев стал завязывать шнурок. "Повезло, как утопленнику, подумал он, крепко затягивая шнурок. Вот невезуха, скривился он, держа в руке порванный шнурок, ну почему именно сейчас? До вахты пять минут, а у меня шнурок порвался. Твою.... за ногу!
Раздался глухой стук двери, и уставший голос первого помощника, Саша узнал его сразу. Двое говорили на верхней палубе, стоя у трапа, внизу которого, на корточках, завязывал шнурок на ботинке, курсант Карно.
– Андреич, у тебя среди курсантов, есть Карно?
– Мой, раздался в ответ, глухой голос . Отличник, а что? "А это мастер наш, Прибылов Андрей Андреевич, подумал Саша. Хороший дядька. Чего это первый обо мне спрашивает? Может нагоняй за вахту сейчас "выпишут", ой не повезло, тяжело вздохнул Саша, лихорадочно, связывая обрывки шнурка. Главное успеть, а то ребят подведу. А Сычев, тот таких "навтыкает", не унесешь.
– Телеграмма пришла, из Ленинграда.
– И что?
– По прибытию в порт, он будет задержан милицией. Понимаешь?
– За что? Нет, не понимаю.
Саша отчетливо слышал голоса, и с каждой секундой, ясно понимал, его разыскивает милиция. Ах ты, добрались все таки, ну суки, и здесь нашли. Чернов сволочь, его рук дело, только он мог, на меня показать, гаденыш!"
– Наверно ошибка, услышал он голос мастера. Парень нормальный, толковый, учиться прекрасно. Что они, совсем одурели!
– Андреич, я тебя давно знаю, прокашлялся первый помощник. Скажи мне, вернее, спроси себя, почему на этого курсанта, а?
– Не понимаю. А что конкретно там написано?
– Написано что подозревается в краже, и будет задержан, на вот , сам читай.
В наступившей тишине, Саша, завязал дрожащими руками шнурок на ботинке, выпрямился, и поправив ремень, замер в нерешительности у трапа.
– Не могу поверить, послышался голос Андреевича, после недолгой паузы. И что теперь? - А где он? спросил помощник.
– На вахту должен заступить, ответил Андреич. Что, снять?
– Нет, не надо, вздохнул помошник. Пусть отстоит. Ему сам понимаешь, говорить не надо, хорошо?
– Ясно, ответил Андреич.
– Мы в Гданьск заходим утром, простоим сутки, не больше. На берег никто не сходит, все на борту. Понимаешь?
– Конечно.
– Со следующих суток, с ходовой вахты, его снять, пусть до прихода в Ленинград, на камбузе. Так лучше будет.
– А как я ему объясню?
– Сам придумай Андреич, ты же старый морской волк, многое знаешь.
– Легко сказать, ответил Андреич, тяжело вздохнув
– Ладно, мне пора. Тебе тоже, по местам, сказал помощник.
Шаги быстро удалялись по коридору, в сторону мостика. Саша, подавленный, медленно поднимался по трапу на верх. " Вот и все, подумал он, конец мне, из за этой сволочи Чернова, что б его "разорвало"! Поздно слюни распускать, что было не изменить. Что делать? И на вахту надо идти. Ой мама, что со мной будет, даже представить не могу. В Ленинграде, наденут наручники, и как матерого бандита, в тюрьму. Позор! А после посадят надолго, и как там будет? Все, жизнь закончилась. Хотел капитаном стать, в военно-морское поступать, морю жизнь посвятить, ой бл...ь, как хреново на душе, не выскажешь."
Москва. Весна 1989 года.
Если все чаще, ты начинаешь задумываться о мести, значит время пришло, разум остыл, и сердце успокоилось. Именно думать, а не совершать! То что каждый, в первую, роковую для себя минуту, старается укусить, убить, покалечить,- это стресс. Эмоции, настроение, боль потери, обида, все что угодно, но только не месть. Когда просыпаясь утром, ты пьешь кофе, и глядя в окно, спокойно рассуждаешь, как ты будешь убивать своего врага,- это месть. Она всегда приходит после. Когда отшумели крики, затихли голоса страданий, она притаилась, и ждет, своего часа. Неслышно, вползая в душу, она будоражит сознание, и подталкивает, словно змей искуситель, к тому роковому порогу, за которым, только бездна. И тогда, ослепленный, и разорванный внутри, готовый на все, он идет, не сворачивая, единственной дорогой, зная, что впереди пропасть! Кто посмеет остановить ее? Они живут вместе, она, месть, в нем, а он, с ней, обрученные, словно два листа с одного дерева, не разорвать их, одни корни. Так и живут, два начала, тело с местью... Ты негромко скажешь, все в этом мире должно быть наказуемо. Да? А месть улыбнется тебе, и приласкает своими противными щупальцами, уже холодное сердце. Нестрашно становится, живешь только одним моментом, тем самым, когда убиваешь своего врага. А что вокруг? Не важно, совсем, за что зацепится не знаешь, и мысли, будто узкий туннель, идущие в никуда... Обида? Да, она сидит и утомляет, своей назойливостью, ежедневно окуная тело, в больные, и постыдные воспоминания. Забыть? Не получается, она словно издевается, и говорит, -я уйду только вместе с телом, я живу, мне хорошо, мучайся ты, несчастный! Не могу, кричит тело и разум, а она есть, сдохни, проклинаю тебя! А она здесь, рядышком, усмехается! Ты хочешь месть свою отдать, тогда запомни только это, ты нес в себе, дурную страсть, обиду, и осколки света... Будто чаша полная вина, с отравой , самой жуткой на земле, стоит перед тобой, и вынуждает сделать выбор. А тело просится, прости, и дай свободу, отпусти. Но месть жива, она у сердца, холодная, шершавая паскуда, ее так просто не изгнать, она что гнус, она повсюду. Вот красный цвет перед глазами, он будоражит, и манит, он словно демон с парусами, вперед бежит. Не слышишь, ты совсем оглох, лишь кубок до краев налитый, стоит как статуя богов, перед тобой,- ты должен сделать выбор! Кого простить, за что убить, уж сколько раз, ты спрашивал об этом? А сможешь ли, ты после жить? Он сможет, только тот пройдет все муки, кто эти страхи преломил!
Роман сидел на кухне и пил крепкий кофе. За окном "носились" голуби, перепрыгивая с балкона на карниз, в углу, бормотало тихо радио, начинался новый день. Он совсем не изменился внешне, как вернулся домой, вот только, дома его не ждали, это правда. Соседка, тетя Катя, помогала чем могла, квартиру отстояла, прописала, а теперь хлопотала о назначении инвалидности. Роман, ко всему относился спокойно, предлагали брал, отгоняли, бежал,- совсем, навсегда, он стал другой. Тихий, и немногословный, он часто бывал на кладбище, а после, смотрел дома старые фотографии, и спал. Жизнь как будто сломала его, отняла рассудок, а он и не сопротивлялся, устал