Змеёныш
Шрифт:
Вместимость у рюкзака не бесконечная, поэтому Мазай отложил часть еды.
— Не суетись, Варя. — Он покидал продукты в мешок, затянул, повесил за спину. — Спасибо.
— Ты иди, иди, — испуганно зашептала кухарка, через плечо сталкера выглядывая в окно. — Заточка что твой петух, с зарёй встаёт, не дай бог увидит… — Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, села, подперев щеку пухлой ладонью. — Береги себя, Мазаюшка, пусть мутанты обходят тебя стороной…
Мазай неловко махнул Варваре и вышел на крыльцо. Темнота сменилась густыми сумерками, небо на востоке светлело, облака у горизонта заалели. Сталкер окинул последним взглядом Лесной Дом: бывшую водокачку, жилой барак, кухню со столовой, строящийся гараж, россыпь старых
С этими мыслями Мазай спустился по трём невысоким ступеням и тут заметил на лавке возле склада — добротного деревянного сарая на бетонном фундаменте — сгорбленную фигуру. Поколебавшись, Мазай приблизился к сидящему на скамье Игнату.
— Чего не спишь? — тихо спросил он.
Игнат поднял голову, оглянулся, встал и поманил Мазая. Дверь склада оказалась открытой, не пришлось греметь замком и ключами. Внутри было прохладно, резко пахло смазкой.
— Я знал, что уйдёшь, — прошептал завхоз, доставая из-под полы толстовки фонарик и освещая стеллажи. — И правильно, чего там. Слон думает, он хозяин жизни, а не своего Лесного Дома, поэтому людей совсем не ценит, старается каждого подмять. И того не понимает, что людям может быть обидно… — Бормоча, Игнат убрёл в глубь склада и скоро вернулся, неся на плече новенький «калаш», а в руках по пистолету. Карманы его оттопыривались. Мазай подставил рюкзак, завхоз сгрузил туда несколько коробок патронов и хороший охотничий нож в кожаных ножнах.
— Пойдём вместе? — неожиданно для себя пригласил Мазай. — Будешь, как и я, вольным сталкером.
— Бери, бери, пригодится, — вручая пистолеты, повторял Игнат, как будто Мазай отказывался. Он словно не услышал слов хромого. — И «калаш» возьми, я-то помню, что твою винтовку менять пора, сам ведь выдавал… — Он замолчал, глядя, как Мазай застёгивает потяжелевший рюкзак и надевает лямки, озабоченно добавил: — Куртка-то у тебя прорвалась, смотри вон, на локте…
Мазай качнул головой:
— Некогда уже менять. Светает, пойду я.
Игнат проводил его до выхода, прикрыл дверь. Прислонившись к стене, ссутулившись, пробормотал:
— Куда уж мне. И ты вон немолод, а я совсем старый, чтоб по болотам за мутантами скакать да на земле спать. Место тут тёплое, кормят… Я уж тут теперь до конца, видно. А тебе удачи.
Мазай кивнул, помедлив, неловко хлопнул Игната по плечу и пошёл прочь. Он хотел побыстрей разыскать Змеёныша.
Кровь стучала в висках, лоб пылал. Змеёныш бежал, то и дело спотыкаясь. Ему было очень плохо. Болела обожжённая рука, бровь рассёк тёмно-розовый рубец — след от ветви, хлестнувшей по лицу, когда Змеёныш прыгал на осину, уходя от внезапно выросшей на пути жарки.
Однако хуже физической боли была другая — душевная. Мысли мешались, в ушах шумело, голова кружилась, из-за этого Змеёныш и не заметил ту аномалию, не ощутил её, как обычно. Он понимал, что заболевает от переживаний последних двух дней, что ему надо укрыться, спрятаться в норе и отлежаться, как раненому зверю. Но останавливаться опасно, за ним могут гнаться, нужно уйти подальше в Зону, покинуть территорию Слона.
Когда Мазай учил подопечного сталкерскому ремеслу, то показал ему два своих схрона недалеко от границы — хорошо бы добраться до одного из них. Змеёнышу больше нравилась покосившаяся избушка посреди еловой рощи. Маленький домик, почти сарай, стены из дранки — Мазай когда-то сам сколотил его посреди молодого ельника, и теперь, спустя десять лет, деревца, ещё не очень высокие, но раскидистые, пушистые, целиком скрыли избушку от посторонних глаз. Про неё, кроме хромого, знали ещё только Тетеря да Поршень, но их теперь нет. Змеёныш скрипнул зубами. Не думай об этом! В Зоне такое с любым может произойти, нельзя предугадать, откуда появится опасность. Нет
Он поднырнул под нависший над тропой ствол старого бука, вершина которого лежала в развилке ветвей осины. И не заметил сухой сук, торчащий вниз, задел его больной рукой, вскрикнул, но не остановился. Так мне! — ожесточённо думал он. Я заслужил эту боль, ведь из-за меня погибли люди. Если бы я не решил тогда показать свою крутость, не тронул кабанов — мы бы обогнули их и все были живы.
Сил оставалось всё меньше, воздух с хрипом вырывался из груди, царапал горло. Второй схрон располагался ближе, но был менее надёжен. Просто яма под замшелым бревном — Мазай её расширил, укрепил стенки, выстлал дно железными листами. Под одним из них хранилось оружие и кое-какие консервы. В яме можно спокойно пересидеть с неделю, но её легче найти, чем домик в ельнике, вход Мазай замаскировал под звериную нору и ничем не закрывал, внутри запросто мог поселиться кровосос или псевдоплоть. Хотя яма находится во владениях Слона, тут мутанты почти не встречаются, обжитая территория, — но ведь «почти» не считается. С кабанами он тоже почти справился, а что получилось?
Не думай! — вновь одёрнул себя Змеёныш, и тут же, словно в насмешку, носок ботинка задел вылезший поперёк тропы корень. Парень полетел носом вперёд, лишь в последний миг выставил руки, задержав падение. В обожжённую ладонь впилась шишка, и Змеёныш взвыл сквозь зубы. Вскочил, задыхаясь, прижал руку к груди и побежал дальше, вернее, поковылял. Сильно заболела нога, ладонь саднило, будто углём прижгли.
Но мысли упорно возвращались к тем событиям. Снова и снова перед внутренним взором вставала предательская воронка, в которой погиб Тетеря. Аномалия издевательски скалилась, её тусклая аура в воспалённых глазах Змеёныша сияла, словно прожектор, заслоняя путь. Он вскарабкался по склону, здоровой рукой придерживаясь за кусты, растущие по краям тропы. Воронка продолжала скалиться, она вращалась, быстро передвигаясь с места на место, словно приплясывая, вызывая у Змеёныша головокружение и тошноту.
А затем на миг наступила ясность, мутная пелена рассеялась, и Змеёныш увидел перед собой, меньше чем в трёх метрах, настоящую воронку. Только эта аномалия была не плодом воображения, не горячечным бредом — она висела над тропой, и Змеёныш ковылял прямо в неё. Он ещё не чувствовал действие воронки, время для него будто замедлилось — настолько ему было плохо, с таким трудом он воспринимал окружающее, — но Змеёныш видел, что она уже включилась, от неё начали расходиться видимые лишь ему одному волны — как мелкая рябь на воде.
Прыгать сил не было. Змеёныш повалился на землю и бездумно, бессильно покатился с холма, двигаясь будто сквозь глицерин. Воронка раскрутилась, и его потянуло обратно, всё сильнее — поволокло сквозь кусты вверх по склону.
Он развернулся, цепляясь за траву. Стебли резали больную ладонь в кровь, но Змеёныш не чувствовал. Мутно глянув вокруг, он выгнулся, вытянул руки и схватился за ствол старого дуба, на который едва не упал.
Обхватив дерево, замер на секунду, пытаясь вдохнуть. Воздух застревал в горле, как влажная вата. Аномалия казалась ему кровососом, протянувшим десятки смертоносных щупалец, которые схватили за руки и ноги — и тащат, тащат, утягивают в жуткую красную пасть…
И тут воронка выключилась. Змеёныш обмяк, потом стал выпрямляться, придерживаясь за ствол. Постоял, прижавшись лбом к изрытой трещинами коре, поднял голову, собираясь бежать дальше, — и увидел в густых сумерках, что вверху одна трещина расширяется, превращаясь в дупло.
В другое время забраться на два метра по корявому стволу не составило бы для Змеёныша никакого труда. Но сейчас мышцы ломило, кружилась голова — он и сам потом не мог понять, как всё-таки сумел залезть. Почти в полном беспамятстве Змеёныш уселся на краю дупла. Здесь его не найдут…