Змеев столб
Шрифт:
Встретились, должно быть, недавно, и что – обуяла Машу столь скоропостижная любовь? К чужому человеку, веры чужой, из гонимого всеми, всем чуждого народа?..
Священник сошел с террасы, сел на верхнюю ступень крыльца. Вслушался в стрекот последних кузнечиков в траве. В голове зрели, раздувались темным подозрением зимние мысли. Маша бросила вызов обществу, вырастившим ее людям…
То, что она стала по-другому одеваться, сразу бросилось в глаза отцу Алексию. При этом он не мог не отметить, что новое платье очень идет к ее стройной фигурке. За каких-то три месяца она необычайно изменилась внешне, а уж внутренне… Насторожило его нынешнее поведение воспитанницы:
Причастников сегодня и вообще-то было немного. Не все знают о приезде батюшки. Ну, до конца недели он успеет отправить богослужения, обласкать молитвами маленький приход…
Отец Алексий оглянулся на скрип калитки, уверенный, что явилась Маша, в душе вспыхнуло: не виновата! Поговорят сейчас, и все странное объяснится. Но на дорожке стоял Хаим Готлиб, – так он, кажется, назвал себя?
– Простите, это опять я…
– Вижу, – раздраженно усмехнулся священник. – Вы что-то забыли?
– Нет… То есть да. Но не забыл, а… Вы сказали: «…правду выяснить у нее самой». Я выяснил.
Сильное волнение молодого человека выдавали зардевшиеся скулы и охрипший голос. Волосы вздыбленные, ермолка вот-вот упадет, в лице, несмотря на словесную сумятицу и смущение, отчаянная решимость. Сам, как струна, и глядит прямо, в глазах нет лукавства, присущего его фарисейскому племени… Парень с характером. Такого удальца, если утвердился в чем-то, ни повернуть, ни согнуть. Отец Алексий невольно отметил: Хаим Готлиб ему нравится.
– Так что же вы выяснили?
– Что у Марии нет жениха в Вильно. – Молодой человек прокашлялся и, предваряя вопрос священника, продолжил: – Она придет позже и сама все вам расскажет.
…Хаим тщетно уговаривал Марию идти вместе. Девушка стыдилась заплаканного лица, стыдилась после всего случившегося появляться на глаза отцу Алексию, и тут помогла фрау Клейнерц. Умиротворенная и счастливая своим посредничеством, старушка повела девушку к себе, утешать.
– Мария согласилась.
– На что?
– Выйти за меня замуж.
«Ладная получится пара», – вопреки малоприятным обстоятельствам, мелькнула у священника беглая мысль. Он и раньше понимал, что из Маши монахини не получится, и опасался, как бы трясина общественных условностей и заблуждений не засосала ее. Но такого, с чем привелось столкнуться, помыслить не мог. Тем не менее не мог и не признать: они, эти двое, похожи. Словно предназначены друг другу, несмотря ни на что.
Они сами – другие. Странные, нездешние. Инакие… И, пожалуй, лучшее, что можно сделать, – не мешать им. Вздохнув, отец Алексий хлопнул по крыльцу ладонью:
– Ну что ж, садитесь, и потолкуем.
Хаим поправил сползшую ермолку, расслабленно сел рядом, чувствуя, что конфликт исчерпан.
– Вы уверены в вашем решении, господин Готлиб?
– Абсолютно.
– Владыка не даст добро на ваше венчание в церкви. Скорее всего, и синагога откажется.
– Мы зарегистрируемся в муниципалитете. В нашем крае, как вам, должно быть, известно, действует закон о гражданском бракосочетании.
– Значит, невенчанный брак… Вы уведомили об этом своих родных?
– Нет, – запнулся Хаим, – они живут в Каунасе. Я рассчитываю на поддержку отца.
– Когда собираетесь подавать на оглашение?
– Его не будет. Ни мне, ни Марии оглашение не нужно. Нас поженят без помолвки и положенного срока. Я договорюсь…
«Подкупит регистратора», – догадался
Хаим вкратце поведал о планах на будущее, где и кем работает. Тут священник смекнул: по-соседски познакомились. И снова ошибся.
– С Марией мы встретились у кинотеатра…
Размягченный неожиданно вспыхнувшей искрой дружеского расположения, Хаим сам не заметил, как выложил собеседнику почти все события лета. Полагая, что священник не разбирается в суетном мире кино, упомянул даже об ее сходстве с голливудской звездой.
– Ваша избранница действительно похожа на Грету Гарбо, – задумчиво сказал отец Алексий. – То есть на Грету Ловису Густаффсон [33] , продавщицу из магазина готовой одежды. – Он усмехнулся, заметив, как поразила молодого человека его осведомленность. – Говорила ли вам Маша, что ее мать, Софья Альбертовна Митрохина, носила в девичестве фамилию Густаффсон?
33
Грета Ловиса Густаффсон – настоящее имя Греты Гарбо.
– Ничего не говорила, – удивился Хаим.
– Прадед Маши был родом из шведского города Йончепинга. Причины его переселения в Россию неизвестны. Я постарался навести справки, но даже весьма отдаленные родственные связи Софьи с Гретой не подтвердились. Родственников, к сожалению, не нашлось ни в Швеции, ни в России. Маша – круглая сирота.
Отец Алексий поднялся, давая понять, что разговор подошел к концу.
– Судьба ее небезразлична мне и многим людям. Она не одинока, и я хочу, чтобы вы об этом не забывали. Девица взрослая, сама вольна строить свою жизнь, как ей пожелается. Никто от нее ничего не требует, ни в чем не винит и не неволит. Будет счастлива – так и мы порадуемся. А насчет «Пушкинки» не беспокойтесь. Через неделю я поеду в Вильно, схожу в гимназию и все там объясню.
Глава 17
Любовья голая, любовь живая
Хаим не отважился сообщить родичам о женитьбе. Вторжение чужой крови в чистоту наследственности тотчас вызвало бы у консервативной матушки негодование силы необратимой. Только старый Ицхак был способен понять и поддержать сына в этой неизбежной борьбе. Скрыв от домашних телефонные переговоры с Хаимом, отец приехал в Клайпеду якобы по своим делам.
Он прохаживался по прелестной гостиной «Счастливого сада», смешливо вздергивая брови. Весело рассматривал дрезденский фарфор в шкафчиках, пастушков со свирелями и дев в кудрявых рощах на картинах, а сам ломал голову над тем, что еще мог отчебучить непредсказуемый сынок. Беседа, судя по всему, предстояла непростая.
«Ах, шельмец! – растерянно думал старый Ицхак потом, утопая в дурацком кремовом кресле. – Русских в Клайпеде – по пальцам перечесть, как он умудрился выбрать себе в невесты русскую?»
Известие не просто расстроило отца. Оно его потрясло. Бегство сына из дома Геневдел назвала «дезертирством». Женитьбу на русской сочтет предательством… А как загудит еврейский улей! Трудно было понять, когда выпускник Лейпцигского университета внезапно возжелал стать артистом. Трудно, но хоть как-то можно. Попробовал славы с ложку – захотелось испить больше… Щадя самолюбие Хаима, дома не говорили при нем о неудаче с консерваторией. Жалели, что ушел, что остался здесь одиночкой. Гене побушевала и сникла, Сара ждет не дождется… Дождались!