Змеевик
Шрифт:
— Если верить тебе и твоему психотерапевту, то тот факт, что я делю разные части своей жизни с вами обеими, — и есть суть того, что я живу с тобой и работаю с Анитой. — Его речь скатилась до того слабого, непонятно откуда взявшегося акцента, какой был у Эдуарда. Он даже не пытался сохранить улыбающиеся глаза и приятное выражение лица Теда; он просто смотрел на нее. Я знала, что он любит ее до безумия, но в тот момент я поняла, что она способна так его истощить, что в будущем, возможно, не она объявит о разрыве отношений. Он женится на ней, и это будет продолжаться еще долгие годы, но один его взгляд говорил, что он уже устал от ее дерьма, а она, конечно же, говорила всем вокруг, что устала от него.
Донна кивнула и сказала:
— Это правда, но… Я никогда этого не пойму.
— И я никогда не пойму, зачем тебе вообще понадобилось рассказывать Дикси обо мне и Аните. Если бы ты не поделилась с ней этой ложью, она бы не стремилась рассказать об этом Бекке.
— Я думала, что это правда, и мы пока еще не меняем тему разговора. — Она действительно подошла к нему, тыча пальцем ему в лицо, как будто ему было пять лет, и она ругала его. — Ты же обещал мне, что никакой полицейской дряни в этой поездке е будет.
— Тед вовсе не рассчитывал, что кто-то из других постояльцев отеля вдруг пропадет, — сказал Мика.
Она повернулась к нему, будто стремясь найти повод для того, чтобы отругать и его тоже. Он просто стоял там, спокойно улыбаясь, его волосы все еще были рассыпаны вокруг лица. Он оставил их так, потому что знал, как сильно мы с Натаниэлем оба любим их такими. А может быть, ему тоже хотелось хоть на минуту отвлечь Донну. Я бы не назвала ее любительницей длинных волос, но симпатичный мужчина есть симпатичный мужчина. А может быть, она просто не могла найти повода на него наорать, и именно поэтому он заговорил.
Она повернулась к Бернардо, как будто Мика ничего не говорил. Она хотела поругаться и намеревалась это сделать.
— А ты… если бы ты мог держать его в своих штанах, полиция не допрашивала бы всех нас.
Бернардо даже отступил на шаг от ее трясущегося пальца.
— Эй, я совершенно чист. Ее друзья могут подтвердить, что она покинула мой номер счастливой и здоровой.
Донна посмотрела на него с таким презрением, что у него сделался виноватый вид. Я не была уверена, что он вообще способен испытывать подобные чувства, когда дело касается женщин.
— Тебе бы не понадобилось алиби по поводу исчезновения девушки, если бы ты не трахнул ее.
По-моему, в этой поездке Донна ругалась больше, чем я когда-либо слышала от нее. Шок начинал понемногу проходить.
— Это не я женюсь на тебе, так что кого я трахаю — не твое дело.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — Она повернулась к Эдуарду. — Неужели ты позволишь ему так со мной разговаривать?
— Ты первая на него набросилась, — сказал Эдуард холодным и ровным голосом, и это был совсем не тот Тед, за которого она собиралась выйти замуж.
— Так ты принимаешь его сторону и обвиняешь меня?
Он посмотрел на нее таким холодным взглядом, какого я еще никогда не видела по отношению к ней, и сказал:
— Нет, Донна, я принимаю свою.
— Что это значит? — сказала она, все еще сердясь, но теперь в ее голосе слышалась неуверенность. Может быть, он никогда раньше не направлял на нее столько настоящего Эдуарда.
— Это значит, что это не одно из наших расследований. Мы не искали его и не приносили к своим дверям. А ты, с другой стороны, рассказала Дикси наш секрет. Секрет, который ты заставила меня поклясться, не рассказывать никому из моих шаферов. Ты сказала, что это будет унизительно и что они не поймут нашего взаимного соглашения. Я сдержал свое слово, но ты рассказала об этом одной из своих подружек невесты. Зачем? Зачем ты это сделала, если ты категорически запретила мне делать то же самое?
Она действительно начала краснеть, но ее слова все еще были злыми и решительными.
— Как ты можешь сравнивать исчезновение молодой женщины с тем, что я рассказала правду одной из моих самых старинных и близких подруг?
Эдуард пристально посмотрел на нее со стула, на котором сидел, и я увидела, как в его глазах промелькнул гнев. Я никогда не видела его таким злым на нее.
— Но зачем, Донна? Зачем кому-то рассказывать?
— Я… Мне нужно было кому-то рассказать. Мне нужен был друг, чтобы поговорить об этом.
— Зачем?
Она повернулась ко мне, потому что являлась одной из тех женщин, которые не любят быть единственной женщиной в коллективе, но мне показалось странным, что она продолжала обращаться ко мне, хоть я и была другой женщиной.
— Мне просто нужно было поговорить об этом с другой женщиной, которая не является моим психотерапевтом. Ты ведь понимаешь это, правда, Анита?
Я посмотрела на нее, пытаясь придумать, что бы такого сказать, чтобы не усугубить ситуацию.
Натаниэль попробовал помочь, шагнув вперед и взяв мою руку в свою, что заставило ее посмотреть на него.
— Анита совсем не такая, Донна. Она не испытывает такого желания говорить обо всем со своими подругами.
— Прекрасно, а я такая, — сказала она и направилась к Эдуарду, сидящему на стуле. — Я не думала, что это повлияет на то, как Дикси будет относиться к тебе и Аните. Я взяла с нее клятву хранить тайну. Она пообещала, что никому не расскажет. Я даже сказала ей, что мне просто нужен один друг, который будет знать всю правду, чтобы я могла время от времени высказываться.
— Значит, она нарушила данную тебе клятву. — Сказал Эдуард.
— Да, и я никогда бы не подумала, что она так зациклится на этом.
— Она по-прежнему угрожает рассказать все Бекке, — сказал он таким холодным и полным ледяного гнева голосом, что я не могла винить Донну за то, что она вздрогнула. Какая жалость, что примирительный секс был потрачен впустую из-за новостей про Дикси и ее угроз.
— Я говорила с ней об этом, Тед. Она сказала, что ничего не расскажет Бекке.
— Она поклялась тебе, что ничего не расскажет Бекке? — Спросил Эдуард все тем же холодным, рассерженным тоном.