Змеи и виртуозы
Шрифт:
– Жаль. – Руки мои повисают вдоль тела. – Жаль, что мы не начали с этого вечер.
Она качает головой и приглаживает растрепанные волосы.
– Нет. Я же сказала, я не проститутка. Это было неправильно. Очень неправильно.
Я делаю шаг к ней, кладу руки на талию и пытаюсь привлечь к себе, чтобы успокоить.
– Ты ведь не получишь те деньги, которые я пожертвовал. Ерунда. Разве тебе было плохо?
Влажные голубые глаза обращены ко мне. Нижняя губа дрожит.
– Прости, мне надо идти.
– Идти?
Мне надо позволить ей уйти, к тому
Вероятно, один из телохранителей, что следил за нами сегодня, обнаружит себя очень скоро и доставит меня в пентхаус.
Обратно в привычную реальность.
Но я пока не хочу туда возвращаться.
Беру ее лицо в руки и наклоняюсь, пытаясь поцеловать, но она вырывается и быстро выбегает из тату-салона. Она чудом не забывает сумочку, пробегает мимо стойки администратора и оказывается на улице прежде, чем я успеваю сказать что-либо.
Глава 11
Райли
Я иду до отеля как в тумане, мой телефон непрерывно звонит. Зубы начинают стучать, когда я оказываюсь на углу Пятьдесят девятой и Второй авеню. Я стою и пытаюсь отдышаться. Выбежав из тату-салона, я неслась вперед, пока не скрылась в плотной толпе, только в ней я ощутила себя в безопасности от навязчивого Эйдена.
Поймав наконец такси, выключаю мобильник и натягиваю капюшон, надеясь заглушить шум города, – не помогает. Закрываю руками уши, но от этого становится только хуже, поэтому я наклоняюсь вперед и зажимаю голову между коленями, как советовал психотерапевт.
Боже, я чувствую на себе его запах.
Запах того, что он со мной сделал.
Что я позволила ему сделать.
Желчь обжигает горло, такое ощущение, что я проглотила лезвие бритвы. Вожу ладонями по лицу, пальцы дрожат от прикосновения к разгоряченной коже, сама я сосредоточена на том, как дать доступ воздуха в легкие.
Вдыхай через нос, выдыхай через рот.
– Эй, здесь нельзя блевать. – Голос водителя доносится будто издалека, тон достаточно резкий, чтобы заглушить крики разума.
Глупая. Какая я глупая.
Каждая стена, с тщательностью возведенная мной за последние годы, не что иное, как кучка щебня, я стою перед ней, задаваясь вопросом, что мне делать с обломками.
Отвращение ползет по телу тысячей маленьких жучков, и я пытаюсь избавиться от зуда. Чем дольше я сижу в одной позе, тем хуже мне становится, в какой-то момент возникает ощущение, будто меня похоронили заживо и оставили на корм червям.
Чувствую, как разверзаются слои плоти, царапины появляются на теле, уверена, водитель думает, что я под кайфом. Он ругается себе под нос, ворчит, что в городе развелось наркоманов, но я его не слушаю, отвлекаюсь на голос матери, эхом проносящийся в голове.
Неразборчивая шлюха. Потаскуха.
Оскорбления летят в мой адрес, хотя на то нет никаких оснований.
Я ни разу не была даже на свидании, не говоря о том, чтобы провести ночь с мужчиной.
Так было до сегодняшнего дня.
Теперь, похоже, надо признать, что мать права. Я перечеркнула все принципы, весь объем работы, проделанный за годы. Я чувствую, как блекнут мои достижения, обвинения ее теперь правомерны.
И все потому, что сероглазый мужчина заставил меня почувствовать себя особенной.
Выскакиваю из машины в ста футах от отеля, бросаю деньги и несусь к входной двери. Давление в груди с трудом переносимо, горло сжимается так, будто из тисков не вырваться никогда, но все же пролетаю мимо стойки и захожу в лифт.
Стоит металлическим дверям сомкнуться, сползаю вниз по стенке, воздух вырывается из легких. Кажется, он разорвет меня в клочья, я хриплю и сиплю, но хотя бы дышу.
Именно на этом я сосредоточена, когда выхожу из лифта и шагаю по коридору к номеру. С нетерпением жду возможности лечь и завернуться в теплое одеяло, остаться одной вплоть до завтрашнего отъезда в аэропорт.
Провожу по замку картой, распахиваю дверь и замираю: передо мной Мелли и Аврора, они развалились на диване и смотрят фильм ужасов. Обе одеты в одинаковые белые шелковые пижамы, между ними открытая бутылка красного вина.
Похоже, они здесь уже давно. Сглатываю, услышав, как за спиной хлопает дверь, и быстро моргаю, словно это поможет увидеть перед собой что-то другое.
Мелли поднимает на меня взгляд первой, усмехается и машет рукой. Ее платиновые волосы зачесаны назад и закреплены разноцветной резинкой, миндалевидные глаза распахиваются шире, пока она смотрит на меня.
– Ну, мы точно не для этого тебя брали с собой, – произносит она и приподнимает темные брови. – Кто-то, похоже, хорошо провел ночь.
Аврора поворачивается и постукивает по горлышку бутылки с вином.
– Боже, Райли, а мы думали, тебе не по нраву эти живые аукционы.
Она замолкает, и на лице отражается природная жестокость.
– Учитывая твою семейную историю, не думаю, что это было для тебя чем-то ужасным.
Я приоткрываю рот, ответ на самом кончике языка.
Не знаю, о чем она – о матери-проститутке или причастности брата к мафии и связи обоих с работорговлей. Впрочем, детали в этой ситуации едва ли имеют значение. Важно то, что она меня саму видит в контексте семьи, и мне никогда не убедить ее в том, что может быть иначе.
Если что-то вы воспринимаете как мусор, очень сложно потом сделать это вполне для вас приглядным.
Я и не собираюсь это делать, поэтому просто прикусываю щеку и молчу.
Прохожу к раковине, мою руки, стараясь смыть напоминания об Эйдене Джеймсе из-под ногтей.
Вытираю руки, беру из холодильника бутылку с фирменной водой отеля и прохожу туда, где сидят мои «подруги», размышляя, присоединиться к ним или нет. Сажусь на подлокотник дивана и жду приглашения к пиршеству. Что-то мне подсказывает, что ненависти, несмотря на все, они ко мне не испытывают.