Змеиная вода
Шрифт:
– Захар, - подтвердил он. – А вы… стало быть, известный Бекшеев?
– Почему известный? – Бекшеев поднялся, а я убрала револьвер. Недалеко. Опасности от типа, что совершенно по-хозяйски вошел в кабинет, я не ощущала, но мало ли, кто еще сюда завалиться может?
Ходят тут всякие…
Сам тип любопытный.
Невысокий.
Лысый совершенно, до того, что лысина его прямо поблескивает масляно, но противовесом ей – тяжелая густая борода медно-рыжего оттенка. Еще и с двумя полосками седины. Причем левая полоска в два раза
– Кто ж не слышал-то… о вас ныне легенды ходят, - он как-то сразу и успокоился. – Значит, все ж решили разобраться с этими убийствами?
– Боже, - Людмила закатила очи, играя раздражение, но как-то не слишком достоверно, что ли. – Никакие это не убийства…
– Дюжина женщин за последние лет десять…
– Погибших от укуса гадюк в местности, где этих гадюк едва ли не больше, чем людей!
Ясно было, что спор этот случился не в первый раз. И не во второй. Что он даже успел поднадоесть спорщикам, но не настолько, чтобы сдаться и отступить.
– Людмила Михайловна, - дверь приоткрылась, но не настолько, чтобы впустить человека. – Там это… вас из полиции спрашивают!
Дверь приоткрылась еще шире.
– Покойника привезли.
Людмила Михайловна встала.
– Говорят… - продолжили из-за двери. – Баба… молодая совсем… в лесу нашли. Ох горе-то горе… и чего они в лес этот лезут-то? Неймется им… воду ищут… а бабка мне говорила, что неможно это, змеиную воду искать.
– Извините, - в голосе Людмилы Михайловны сквозила растерянность. Кажется, мне надо идти…
– Пожалуй, - Бекшеев поднялся. – Я с вами.
– И я, - дернул головой Захар и рукою в бородищу свою вцепился.
– А я погуляю, пожалуй, осмотрюсь, - сказала я, потому как толпою гулять – толку немного.
– Очень у вас госпиталь приятственный. Давно таких не видела. С людьми вот поговорю…
За дверью обнаружилась пухленькая женщина в белом халате. Белизну его несколько портила россыпь крошек на плече, а карман халата оттопыривался, выдавая, что в нем что-то прячут. Судя по всему, булочку…
– Зинаида… - Людмила выдохнула. – Это… гости… гостья из столицы. Проведите экскурсию, будьте столь любезны.
– Чего?!
– Госпиталь, - перебила я, - покажете? Особенно место, где у вас тут такие булочки пекут.
– Зинаида!
– А я что… я ж ничего… - и рукой за карман схватилась, булочку защищая.
– Сколько прошу не есть на рабочем месте. Для приема пищи у нас имеется отдельный кабинет…
– А мы есть не будем, - пообещала я, подхватив Зинаиду под локоток. – Мы просто посмотрим. Заодно, может, расскажете, где у вас в целом в городе пообедать можно и так, чтоб не отравиться. А то приезжие мы, ничего не знаем. Боитесь?
Это я уже спросила, когда процессия, возглавляемая Людмилой Михайловной, скрылась в светлой мути коридора. Зинаида опять хлопнула ресницами и вздохнула, соглашаясь.
– Она такая страшная?
– Людмила Михайловна? Нет…
– Зима, - представилась я и руку протянула, которую Зинаида пожала осторожненько так, с явною опаской. – Из столицы… приехала вот… жениха оздоровить.
– Это того? В костюмчике?
– Его.
Я уже усвоила, что чужие женихи вызывают в женщинах приступы дичайшего к оным женихам интереса.
– Сильно больной? Так-то ничего, - Зинаида даже обернулась, хотя в коридоре давно уж никого не было. – Солидный. И сразу видно, что при деньгах.
Она даже вздохнула, так, всем телом. Тела было много, особенно в верхней части, которая давила на халат.
– А что больной, так ничего… Милочка его скоренько поправит. Ну или нет.
Я потянула её прочь от кабинета.
И она пошла.
Тут же достала из кармана булочку, на которой чудом уцелела посыпка пудрой и, разломивши пополам, протянула мне.
– Будете?
– Буду, - я взяла. Не столько потому, что есть хотелось, совершенно нет, но откажусь и Зинаида обидится. А мне с нею поговорить надо бы. По-свойски. – Спасибо. Вкусная…
– А то. У нас тут хорошие булочки пекут. Вот, как из госпиталя выйдете, так сразу и прямо идите. И там столовая. Так-то в ней не особо. Каши у них вечно то пригорят, то не доварятся. С пшенкою так вообще ужас ужасный. Её мало кто умеет готовить по-правильному. Берут и сыплют в молоко. А надо ж иначей! Сперва заливаешь пшенку на пару часиков водой холодной. Промываешь, перебираешь… - Зиночка – называть её Зинаидой язык не поворачивался – окончательно убедилась, что я своя и на поедание булочки ругаться не стану. Наоборот, присоединюсь к этому малому нарушению порядка. – После сливаешь ту воду с мутью и наливаешь новую. Ставишь на маленький огонек…
Я кивала.
Мы шли.
Коридор казался бесконечным, как и Зиночкин рассказ о правильной пшенке. Вот… Бекшеев слушал бы со всем вниманием, а я с трудом зевок сдерживала.
– А что за вода? – спросила я, когда Зиночка ненадолго замолчала. Молчание её было вызвано остатками булочки, которую Зиночка запихнула в рот.
Кстати, булочка и вправду вкусная. Мягкая, воздушная и сладкая.
– Вода?
– Ты сказала «змеиную воду ищут»…
– А… - Зиночкины глаза забегали. – Это так… глупости…
– От которых умирают?
– Ну… может… может так… сердце там… или еще чего…
– Зинаида… - я умела улыбаться дружелюбно. Вот честное слово, умела. Но Зинаида отчего-то вздрогнула и застыла. – Давай ты мне расскажешь.
– П-про воду?
– Про воду… про все-то… пойдем… куда-нибудь.
– В сестринскую?
– Можно и туда, - мне было, честно говоря, все равно. – Ты чего трясешься-то? Ты же сама ничего дурного не делала. Ты вон, просто работаешь… что-то где-то слышала… так?