Змеиный поцелуй
Шрифт:
«У меня есть противоядие», — хотел сказать Офонасей, но промолчал, ибо чувствовал себя человеком с нечистыми устами. Апостол снова предупредил:
— У тебя нет его!
И свет отступил, оставив благоухание. Офонасей подошёл к иконам, за которыми хранил мешочек с противоядием. Мешочка за иконами не было. И вдруг ощутил скользящий холодок на голени. Повеяло жутью, и, пытаясь избавиться от неё, Офонасей беспомощно дрыгнул ногой, пытаясь вытряхнуть гадкую тварь из портков. Ещё дрыгнул ногой… Ещё… И маленькая чёрная змея шмякнулась о стену. И тут же была раздавлена табуретом. Офонасей отшвырнул
— Зря стараешься!
Офонасей не обернулся на спокойно-презрительный голос Мары. Он вынул из голландки кочергу и приложил раскалённым концом к ране. Слышно стало, как скрипят его зубы. Мара, стоя в дверях, разжала кулачок левой руки, и горчичные зёрна посыпались на пол. Кусочек чёрной змеи с окровавленными внутренностями, конвульсивно дёргаясь, пополз к Маре.
— Ты сам себе выбрал такой конец, русич! Мы помогли тебе переплыть через море Хвалынское, устроили тебя в лавку в Чебокаре, чтобы ты заработал денег на путь до Ындии, в Джуннаре тебя выкупили у Асад-хана вместе с твоим конём… Неблагодарный русич!.. Ты мог бы стать апостолом на Русь, но наплевал на людей, которые надеялись на тебя и чествовали тебя. Захоти ты…
— Слава Богу, что я не стал чёрным апостолом! — через жуткую головную боль проговорил Офонасей.
— И не думай, что на этот раз змея поцеловала тебя.
— Ту змею, что поцеловала меня в хижине, посылала тоже ты?
— Я предполагала, что брахман Дгрувасиддги непременно скажет о змее с девичьим сердцем. В Ындии все брахманы — немного поэты.
— А зачем вся эта канитель?..
— Это помогло тебе поверить в свою избранность.
— Значит, распорядок действий был продуман до таких мелочей?
— Ты даже не представляешь, до каких мелочей!
Змеиный укус оплыл, и нога стала тяжёлой и неудобной.
— Уйди, — попросил Офонасей Мару, — дай помереть спокойно.
— У меня к тебе предложение, неблагодарный…
Через головную боль и боль в ноге Офонасей смотрел на мятущуюся неверную тень Мары. Женщина вдруг остановилась и что-то достала из-за пазухи. Офонасей обернулся. В руке у Мары подпрыгивал мешочек, точно его оценивали на вес. Это был мешочек Офонасея, мешочек с противоядием.
— У меня к тебе предложение…
Офонасей мысленно просчитал, выбьет ли он мешочек из рук Мары, если сейчас метнётся к ней. Мара тоже просчитала намерение Офонасея. И отступила к двери.
— Ты говоришь мне время и место, где Дионисий назначил встречу возможному епископу с Московии, а я отдаю тебе противоядие.
— Зачем тебе? Если я назову место, то никто не придёт туда.
— Туда могут прийти другие. А их не так много.
— Стало быть, Дионисий — настоящий катакомбник!.. Стало быть, епископ Керинф был в лесном алтаре… Стало быть…
Офонасей мысленно просчитал, как кинет в Мару кочергу, метнётся сам и выхватит из её рук… Начинались лёгкие судороги.
— Как же ты обманула Дионисия?
Мара усмехнулась.
— В то утро, когда воины раджи напали в джунглях на моё племя, я, как и было
«Потерпи!» — крикнул воин и всунул в меня обрубленный диск. Струйка крови скатилась по моей спине. Я поднялась и, как было оговорено, побрела к алтарю, где епископ Керинф допрашивал Дионисия. Вождь Сарасака был расчленён надвое. Жуть увиденного вывернула мою утробу.
— Неужели Распятый… — я спросила у Дионисия в алтаре и отвернулась от священника.
Я чувствовала, что Дионисий смотрит мне в спину, в то место, где торчит ущербный диск. Мне было плохо, и мне снова стало казаться, что меня уже использовали и оставили умирать. Но кто-то подошёл ко мне и осторожно вытянул из меня диск. И поднёс к моим губам какие-то пахучие корешки. Я дотронулась до них губами и слизнула с сильной руки. Воин сказал, что завтра Дионисий придёт сюда и должен застать меня на том же месте едва живой. Тут он что-то увидел в траве, совсем рядом, присел на корточки и дёрнул за желтоватый уголок. И весело окликнул Керинфа. Тот, подойдя, взял в руки кусок жёлтой материи.
— Это и есть антиминс, — странно улыбаясь, сказал Керинф.
Он поднёс материю поближе к глазам и долго пытался что-то прочесть. Потом мял жёлтую материю.
— Неужели это кости Фомы? — потом передал антиминс воину. — Чтобы завтра Дионисий нашёл всё так, как оставил…
— Вот как всё было, Офонасей!.. Твоего Дионисия уже нет в живых, так что — время и место? Глупо упрямиться! Ты проиграл, ятри!.. Место и время?
— А я, дурак, мысленно тебя с собою в Тверь брал, представлял, как жить ты будешь в нашем доме. Частенько убегал в будущее вместе с тобою… По простоте душевной полагал…
— Благодетель! Время и место?
— Вот бы бесов насмешил!..
Вдруг в дверном проёме, за Марой, бесшумно мелькнула чья-то фигурка.
— Время и ме…
Мара неуклюже всплеснула руками и, влетев в горницу точно деревянная кукла, упала на пол. Офонасей схватил мешочек, выпавший из рук Мары, и, высыпав его содержимое в рот, стал истово жевать корень, который казался недостаточно горьким. И только тут заметил в дверях купчика Федю.
— Только не говори, что я снова без спросу, — сказал он, связывая Мару.
Уголки его губ поднялись, изображая улыбку, но тут же опустились, когда он глянул на распухшую ногу Офонасея.
— Лекаря надо! — и посулил: — Я мигом, — но из сеней вернулся и жёстко погрозил Офонасею пальцем: — Я тебе говорил!.. Я тебя предупреждал… Ещё когда змеюка в трапезной на стол упала… Я тебя предупреждал!.. Тебя эта жёнка…
Махнул ручкой и вышел наружу. Только что не плюнул. Не любил купчик витий.
Офонасей сглотнул горькую слюну с лечебным корнем.
— Ты не дойдёшь до Руси, — спокойно сказала связанная Мара, и Офонасей не возразил, потому что Мара не прикрыла глаза и, стало быть, говорила правду.