Змей книги бытия
Шрифт:
Таким образом, в вопросе магии большинство юристов соглашаются с тем, что молва, указывая на какую-либо особу, узаконивает ее арест и пытки (Боге).
Что возрастные, половые и должностные привилегии должны быть отменены (Дельрио).
Что допускается, когда сын доносит на отца, а дочь — на мать [389] (Боден).Достаточно одного свидетеля (Боге).
Что, во всяком случае, не следует избегать пыток, «которые отлично подходят для девочек, младенцев или нежных и миловидных женщин» (Боден).
389
У Бодена мы находим следующую гнусную фразу: «Что касается девушек, если они обвинили своих матерей до того, как их взяли под следствие, то они заслуживают прощения. Достаточно будет наказания розгами, если они еще в детском возрасте и раскаиваются в содеянном» (Bodin, Demonomanie, page 293).
Что необходимо обрить всё тело обвиняемого,
Что «можно выносить приговор по этим чудовищным и тайным злодеяниям на основании улик, догадок и предположений» (Боге).«На самом деле, колдовство является более тяжким преступлением, чем отравление» (Боден).
390
«Также и в сокровенных частях тела, если у женщин — то женщинами, если у мужчин — то мужчинами» (лат.).
Что если имеются улики либо серьезные косвенные доказательства или если обвиняемый признается под пытками, то ему крайне редко отрубают голову; почти всегда его ждет казнь на костре. Иногда его погребают заживо. Если он глубоко раскается, то сможет добиться того, что его «задушат и обезглавят, прежде чем сжечь»: именно это пообещали бедняге Грандье, но так и не сдержали слова; читатель помнит, что он был заживо брошен в огонь [391] .
Что если улики совершенно отсутствуют, то применяют наказание изгнанием «без возможности оправдания» (Боге).
391
См. главу I, стр. 91. — Можно обратиться также к Urbain Grandier et les Possedees de Londun,par le D' Gabriel Legue (Paris, Baschet, 1880, in-4, fig.).
Нам настоятельно советуют поставить в церквях кружки для изобличения колдунов с помощью анонимных записок (Боден).
Чтобы добиться признания от подозреваемых, необходимо убедить их в том, что, поскольку их сообщники уже выдали их, то вам хорошо известно об их преступлениях. Таким способом судья сможет увидеть, придет ли обвиняемый в замешательство (Боден).
Всё, что вы только что прочитали, в высшей степени отвратительно, не правда ли? Но это еще пустяки, ведь следующие примеры переходят всякие рамки!
Разрешается «с добрым умыслом» ( sic)убеждать колдуна в том, что признание принесет ему большую пользу для искупления его жизни: разумея под этим жизнь вечную, которая наверняка должна быть для негодороже всего и которую он всегда может заслужить своим раскаянием и искренностью перед судьями и своей стойкостью во время пыток! (Иезуит Дельрио.)
Еще один пример: можно пообещать колдуну, что если он признается, то его будут кормить мясом и поить вином до конца его дней и даже обязуются построить ему дом. Можно отделаться небольшой мысленной отговоркой, разумея под домом деревянную клетку, где он будет сожжен заживо, а под оставшимися днями — те, что пройдут до его казни.
Подобная хитрость дозволена закономи делается с добрым умыслом(тот же самый Дельрио).
Item [392] : адвокату колдуна разрешается откровенно беседовать со своим клиентом один на один; но секретарь суда, спрятавшийся в углу комнаты, должен вести протокол, чтобы затем уличить беднягу, застигнутого в момент признания (Дельрио — Боден).
Но довольно этих беззаконных постановлений.
392
Кроме того, а также (лат.).
Нам осталось подробно описать различные пытки, использовавшиеся для того, чтобы ускорить «признание» виновного, но мы отказываемся довести эту задачу до конца, по крайней мере, своими силами; мы просим пощады: у нас слабеет сердце! Сапог, кнут, дыба, «колье», «лошадка», допрос [393] с помощью воды, огня и т. д. и т. п… Мы просто называем, а не описываем, глубоко уверенные в том, что нас ждет благодарность за эту сдержанность: жалея самих себя, не щадим ли мы и своих читателей [394] ?
393
Допрос с пристрастием!.. Не является ли это выражением, служащее синонимом предварительной пытки, неожиданным эвфемизмом, исполненным поистине зверской иронии?… Допрос… призыв к чистосердечному признанию!..
394
Однако важно бегло указать на наиболее употребительные пытки. Д-р Реньяр резюмировал самые важные детали в нескольких точных и лаконичных строках. Нам удалось пощадить чувствительность публики, опустив данные описания в основном тексте, так как мы решили привести в подстрочном примечании этот любопытный отрывок из д-ра Реньяра:
«Самой обычной пыткой в процессах по колдовству был допрос с помощью сапога. Ногу обвиняемого помещали между двумя пилами или между двумя досками, стянутыми веревками, и между ногой и доской вбивали клинья с помощью деревянного молотка. Зажатая нога, в конце концов, ломалась, и, как пишет старинный автор, видно было, как из нее вытекал костный мозг.
Затем следовала пытка на дыбе. Подсудимого подвешивали за руки на веревке, привязанной к потолку, а к его ногам прикрепляли груз. Его оставляли висеть в таком положении, пока он не начинал выть от боли. Тогда судья приказывал ему сознаться; если он отказывался, палач неистово сек его розгами, и содрогания, которые боль сообщала его телу, удваивали его мучения. Если признания не происходило, палач поднимал ведьму с помощью блока до самого потолка и внезапно ронял ее на каменный пол каземата. И это повторялось до тех пор, пока не добивались признаний.
Если дыба оказывалась бессильна, переходили к «лошадке». Она представляла собой треугольный деревянный брус с острым верхним углом, на который сажали верхом подсудимую. Затем к ее ногам подвешивали ряд грузов. Ребро бревна медленно, но уверенно впивалось в плоть, и после каждого отказа сознаться палач добавлял еще один груз. (Тринадцатилетняя Мари Карлье был посажена на шевалет в 1647 году и сидела на нем в течение нескольких часов. Пришлось трижды добавлять грузы, для того чтобы заставить ее сознаться. Она была сожжена заживо. По причине ее юного возраста и дабы не разжалобить толпу, было решено, что казнь состоится на рассвете.)
Можно было также прибегнуть к «колье». Так называли железный обруч, изнутри утыканный гвоздями. Его привязывали к столбу, и вставляли в него шею обвиняемой. Гвозди были размещены с таким расчетом, чтобы их острые концы едва впивались в плоть. Однако ноги подсудимой обжигали пылающими углями, и, извиваясь от боли, она сама вонзала железные острия себе в горло» (D‘ Paul Regnard, Sorcellerie, magnetisme, morphinisme, delire des grandeurs. Paris, Plon et Nourrit, 1887, grand in-8, p. 32–35).
Если среди них найдется чрезвычайно добросовестный человек, доведший мужество духа до желания вникать во все подробности, или какой-нибудь извращенец, упивающийся деталями этих картин иной эпохи, мы отсылаем их к демонографам и историкам Инквизиции. Там они отыщут полный и систематический перечень всех видов пыток [395] . Мы обращаем их внимание, в частности, на Книгу V «Магических контроверз»Дельрио [396] , которую этот святой отец посвятил почти исключительно пыткам. Наконец, мы указываем на замечательные лекции профессора Реньяра, собранные в одном прекрасном томе под названием «Колдовство, магнетизм, морфинизм и мания величия» [397] .Автор, который представляется нам утонченным человеком, исследователем и библиофилом, воспроизводит великое множество старинных деревянных и весьма любопытных медных приспособлений, взятых из довольно редких и почти неизвестных произведений Гуакция(1608), Жильбера де Воса(1625) и Авраама Палинга(1659). Некоторые из этих гравюр изображают разнообразные пытки.
395
Уже отдавая свою книгу в печать, мы познакомились с новой книгой г-на Жюля Бессака: Les grands jours de la Sorcellerie(Paris, 1890, grand in-8, более 700 стр.). Хотя мы и не подписываемся под всеми выводами автора, мы не можем не признать боль
396
Сокращенный перевод Андре дю Шена, 1611, p. in-8.
397
Это то самое произведение, из которого мы заимствовали примечание на предыдущей странице.
Г-на Реньяра посетила счастливая мысль воскресить несколько удивительных и давным-давно забытых стихов, которые он позволил нам процитировать вслед за ним. Их автор — тот самый знаменитый лотарингский судья, Никола Реми (или Ремигий), утверждавший, что из трех человек, взятых наугад на улице, по крайней мере, двое окажутся колдунами. Мы помним, как он отомстил за относительное недоверие, которое выказывали ему современники, изобличив себя самого, и умер с полным удовлетворением, сожженный заживо на основании своих же вполне добровольных признаний! Поэма, которую он написал, прежде чем позволить себе эту последнюю «прихоть», и оставил в качестве необычного завещания своей мономании, стала библиографической редкостью. Она представляется довольно любопытной и заслуживает почетного переиздания, которого так часто удостаиваются посредственные и бесцветные произведения. Пусть же какой-нибудь издатель-художник исполнит это пожелание!
…А как-то раз была оказия такая: На всякий мой вопрос колдунья, как немая, Ни слова мне в ответ так и не проронила. Я понял: от меня секрет она свой скрыла. То долу, то горе взор ведьма обращала И, руки заломив, о помощи взывала… Я повелел сказать, чего она страшится, И вот что мне сия поведала девица: «Увы мне, — начала стенать в тоске глубокой, — Сей есть виновник всех невзгод моих жестокой! Он прячется в щели и ужас мне внушает, Всем видом он своим дар речи отнимает. И лапы у него — как раковые клешни, Выглядывает он, как слизень из скворешни! Вот пятится назад, перепугать желая, Рогами грозными ужасно помавая!» Вы, общества столпы, ревнители порядка, Караете вы всех злодеев без остатка, Не бойтесь проявить излишнюю суровость… Чтоб ведьму осудить, нам не пристала кротость… Отправьте на костер негодную девицу, Юстицией такой века должны гордиться!..