Змей книги бытия
Шрифт:
«MARIA… IMAM PARTEM ELEGIT, VAE NON AVFERETVR AB ЕА».
Мария выбрала себе место в глубине бездны; анафема ей! Сие место никогда у нее не отнимется… [345]
Вот и всё о молнии. Добавим, что — ошибочно ли, справедливо ли — наши предки приписывали мор, эпидемии и неурожай влиянию злых духов; равно как и непредвиденные катаклизмы, например, ураганы, извержения вулканов и землетрясения.
Экзорцизмы Церкви служат для нас наилучшим доказательством этого факта — повсеместно распространенной веры, одобряемой духовенством, по крайней мере, в том, что касается стихийных бедствий: «Заклинаю вас, град и ветры, да разрешитесь вы дождем, и т. д.» — читаем мы в «Тульском требнике»на стр. 538.« Требники»
345
Когда обратились за разъяснением к магу Фрасиллу, он усмотрел в разбитой букве С символ ста дней, отделявших Августа от Апофеоза.Поэтому он предсказал императору, что по истечении этого срока он будет причислен к богам. На самом же деле, сто дней спустя Цезаря-Августа постигла смерть!
Но кто же — по народным представлениям — вызывал внезапную злобу этих демонов в лоне мирной природы? Адепты Черной магии!
Так, средние века, к великой радости экзорцистов, относили любые аномальные явления на счет Преисподней и ее злобы и к тому же обосновывали мстительный гнев адских исчадий, изобличая коварное подстрекательство Колдуна…
Наши пращуры стремились во всем найти чудесную причину; сегодня мы a prioriотрицаем даже саму возможность чуда. Они заходили слишком далеко, мы же, возможно, слишком отступаем назад. Они были настолько доверчивыми, что часто становились визионерами; мы же столь недоверчивы, что упрямо закрываем глаза на сияние очевидного.
Маг всегда считался доверенным лицом духов и загробных призраков; если его наука — это королевская власть, то искусство вызываний — бесспорно, самое прекрасное украшение его короны.
Здесь незачем возвращаться к вызыванию Дьявола и договору, который из него проистекает; тем более что в главе V мы еще должны будем сказать об этом несколько слов.
В главе VI, говоря о спиритах, мы обсудим вызывание умерших или тех существ, которые себя за них выдают.
В этой же главе мы хотим лишь обратиться к старику Гомеру за поэтическим свидетельством традиционных обрядов данной операции — разумеется, наиболее дерзкой, которую позволено или, скорее, запрещено, предпринимать человеку. Откроем «Одиссею»на первых страницах IX книги. Улисс скрупулезно опишет нам все детали своей попытки; доверимся же осведомленности проводника, который поведет нас за руку по лабиринтам мрачного Гадеса.
Царь Итаки должен был обратиться за советом к духу прорицателя Тиресия: и вот начинаются магические церемонии.
Вырыв глубокий ров, Улисс выливает в него по очереди, в честь легкого сонма манов, мед, чистое вино, прозрачную воду и высыпает крупчатку. Затем он переходит от молитв к заклинаниям и, потрясая сакральным клинком, наконец, закалывает жертв надо рвом, куда черными ручьями стекает их кровь.
Внезапно со дна Эреба поднимается редкая толпа теней: поскольку они жаждут пролитой крови, они с воплями толпятся вокруг рва, и Царь преграждает им дорогу с мечом в руке. Оттесненные тени пугаются и рассеиваются — протеевы испарения, свернутые в виде завитков. Но за ними следуют новые призраки, поднявшиеся из глубин Эреба; среди них Улисс узнает нескольких товарищей по оружию, и эти покойные друзья умоляют его позволить им напиться той таинственной жидкости, которая должна придать их бесплотной субстанции эфемерную объективность!..
Непреклонный некромант, следуя тайному обряду, твердо держит кончик своего меча над поверхностью кровавого напитка, к которому вызванный Тиресий должен первым прикоснуться устами. Но вот дотоле бесстрашный царь чувствует, что его мужество поколеблено: из бездны поднимается величественная и дорогая тень… он узнал свою мать!.. Но, увы, это не имеет значения! Священные предписания не терпят никаких компромиссов: с законом Рока не шутят. И, хотя его грудь сотрясают рыдания, он отталкивает от себя призрак Антиклеи.
Наконец, появляется Тиресий, старик с седыми волосами и золотым жезлом в руке: «Назад, сын Лаэрта, — восклицает он, — убери свой меч из этого рва и дай мне напиться черной крови. Когда я отопью ее, то открою тебе будущее!» Прорицатель подносит уста к пурпурной крови и развязывает нить Судьбы…
Мать Улисса всё еще здесь, угрюмая и молчаливая; она так и не узнала своего ребенка. Потрясенный царь спрашивает у Тиресия, как ему открыться ей. Ответ прорицателя стоит того, чтобы привести его целиком: «Та из теней, которой ты позволишь склониться надо рвом и омочить уста в жертвенной крови, сразу же признает тебя: и ты сможешь узнать от нее всё, что пожелаешь. Но всякий призрак, которого ты оттолкнешь мечом, убежит в кромешную тьму...» Улисс вынимает меч из ямы; наконец, мать может приблизиться к ней, и как только она выпивает крови, так тотчас же замечает его и восклицает: «Сын мой, как ты сумел спуститься в обитель теней?..» Пока она говорит, он трижды бросается, чтобы обнять дорогую умершую, но она трижды исчезает у него в руках, словно бесплотная тень или сон, который рассеивается, когда пытаешься за него ухватиться.
Таков вкратце рассказ Гомера, добросовестного свидетеля обрядов своего времени, раскрывающего под этой сказочной оболочкой немало глубоких тайн. Кроме того, эти церемонии относятся к Черной магии, судя по использованию в них меча и крови. Мистическое пролитие крови — мерзостный обряд, как будет объяснено далее («Ключ к Черной магии»).
Нам нечего сказать здесь о Вызывании с помощью звездообразного иантакля и освященных благовоний: эти секреты принадлежат к Высшей и Божественной Магии, и наука, из которой они проистекают, навсегда останется для колдуна «мертвой буквой».
Наука же мага тьмы совершенно иная. В его ведении — вызывание духов хаоса и бессознательной извращенности; сексуальные отклонения и слепое развертывание этой разрушающей, губительной силы, которая, уплотняя незримое, придает химерам своего бреда роковую объективность; в его ведении — вампиризм и унизительные метаморфозы, которые постепенно заимствуют свою астральную форму у низших видов животных; в его ведении — неназываемое сладострастие инкубических сношений.
Таковы деяния, свойственные черному магу и поистине достойные его. О последних мы еще ничего не говорили и хотим теперь сказать пару слов.
Инкуб и Суккуб — две призрачные формы обращаемого гермафродита, осмелюсь сказать, с поочередным преобладанием фаллоидных или ктеиморфных черт в зависимости от того, кем является грубое существо, его вызывающее — колдуньей или колдуном.
Называемые эфиалътамив Древней Греции, Инкуб и Суккуб смешались в народном воображении с персонификацией кошмара. В действительности, при дурных сновидениях часто затрагиваются половые органы. Удовольствие, приобретающее тогда все черты страха, отличается приступами, больше напоминающими удушье, нежели судороги. Часто наблюдается совпадение того и другого; это слияние всех противоположностей: страдания и сладострастия, желания и отвращения. Это раздраженная любовь, игра Эроса с чудовищем в качестве партнера, которая становится трагической. Ибо похотливая, часто неясная тень внезапно принимает жуткие очертания.
Временами этот иллюзорный объект является в менее свирепом виде и даже с пригожим обличьем. Его манеры более приятны; даже насилие, которое он оказывает, становится более мягким; короче говоря, он ведет себя вежливо.
В первой главе мы подробно пересказали признания бедной девушки, ставшей жертвой довольно респектабельного инкуба, грубого и порой жестокого в интимных отношениях, но не лишенного хороших манер… В общем, многие молодые девушки удовлетворились бы подобным кавалером, сочтя эту связь вполне возможной, несмотря на ее происхождение. Лелуайе, королевский советник при гражданском и уголовном суде в Анжере, предлагает нам другой пример, который будет принят менее терпимо, за исключением людей со специфическими вкусами: «В стране Приливов жила одна девушка, которая обнаружила, что забеременела от Дьявола. Ее родители призадумались над тем, кто же мог ее обрюхатить, ибо она ненавидела брак и не желала выходить замуж. Они приступили к ней с расспросами… И она призналась, что Дьявол спит с ней каждую ночь в облике красивого молодого человека. Не удовлетворившись ответом дочери, родители договорились с ее горничной, которая ночью впустила их в комнату с факелами. Тогда они увидели в кровати девушки преужасное чудище, лишенное всякого человеческого облика. Чудище даже не собиралось слезать с кровати, и они послали за священником, дабы прогнать его. Наконец, чудище вышло, но с таким превеликим шумом и грохотом, что сожгло мебель, стоявшую в комнате и, выходя, раскрыло крышу и кровлю дома. Три дня спустя, говорит Гектор Боэций, колдунья родила самого гадкого урода, когда-либо рождавшегося в Шотландии, которого удушили повитухи» [346] .
346
Histoire des Spectres,Paris, 1605, in-4, page 315.