Змея, что пьет гранатовую кровь
Шрифт:
Военное и экономическое сотрудничество, опять же.
— …естественно, боевая магия. Но тут тоже не без сюрпризов. Это некое ментальное воздействие, основанное на том, что дроу способен заставить мертвых твоего рода предать тебя.
Ван встает на ноги. Опускает щиты.
Линии его энергетического поля, будто рты жадные, требуют накормить их — и завтра, как взойдет Отец тепла на небе, они получат желанную пищу.
Довольное урчание и лисий прищур.
Альберт обернулся спиной, и я
— Они рассказывают ему.
Правитель рисует образы.
Волк замер без движения, поджидая жертву. Белый его мех сливается с тускло сверкающим снегом.
Ну же, подойди. Ближе.
Настороженный, тихий шаг. И пусть подветренная сторона — хищник чует.
Поздно.
Клыки вонзаются в плоть, рвут жгуты вен. Шкура, окрашенная багровым, стремительно меняет цвет.
Глаза волка смеются. Что ему чужие страдания?
Мои пальцы дрожат. Я закрываю глаза.
Глупая Лидия. От этого знания не спрячешься.
Альберт видел, как тонет его женщина, и студеная вода пахнет мертвыми розами.
Камилла не жалует розы.
Вот и сейчас, не приведи Сотворивший, мигрень вдруг разыграется от сладкого запаха.
Ван бессилен, и бессилие это злит до скрежета зубовного.
Но самое поганое — желание бороться спит уютно, свернувшись калачиком, укрыв пушистым хвостом теплый нос.
Лицо Камиллы безмятежно — и жутко в этой своей неподвижности черт.
Горькие слезы. На губах я чувствую их вкус.
Тошнота. Холодный пот. Альберт шипит от злости, но сделать не может ничего.
Ничего.
Снег сошел, обнажая черную землю. Рыхлую, влажную. И легко представить, что в ее глубине скрыты кости прежних жертв волка.
Как изюм в пироге.
Лучи мертвого тепла переплетаются, становятся изогнутым клинком, перерезающим путы.
Рык — низкий, грудной. Альберт, почти сдирая кожу о хрустальную мерзлую траву, кидается к полынье. Одеревеневшие пальцы смыкаются на прядях волос Камиллы, что извиваются слепыми змеями.
Дверь захлопнулась.
Ван, тяжело вздохнув, вновь садится на свое место.
— Этому противостоять можно, но требуется сил немерено.
Отец сделал большой глоток джина. Всем нам сейчас необходимо привести мысли в порядок.
— Занятно, — задумчиво сказал сэр Томас. — Чего здесь больше: гордости от осознания своих возможностей — или желания от них избавиться?
— Вообще…, - Альберт потер щеку и усмехнулся, — интересно было узнать об особенностях дроу.
Атака и нападение.
Нападение и атака. Черный дар итилири замораживает вены, будто северный ветер лозы зимой, и на губах — лиловый цвет виноградных ягод.
Но ведь наверняка есть возможность
Встреча оставила новые шрамы на коже обоих, но — мужчины находились в уважении друг к другу. Уж не знаю, как насчет войны и экономики, но взаимодействию в сфере обмена знаниями, кажется, начало положено.
Лисы хитры. И ван понимает прекрасно, что две расы будут гораздо сильнее вместе.
— Я попросил Аларика… подтвердить, что он сможет защитить свою женщину, — прикрыв веки, говорит ван.
Ну разумеется.
А для церемоний время еще найдется. Возможно.
— Аларик и его родители, правящая чета, просят позволения посетить род Блаэри.
Веснушки на бледной коже стали будто темнее, в цвет гречишного меда.
Дроу уверены, что им ничего не грозит в нашем доме? Очень зря.
Луна в ипостаси плодовитой женщины — будто тусклая золотая монета. Возможно ли купить за нее покой?
Томас Блаэри сумеет. Он поделился воспоминаниями с нами, и я знала, как это было.
В тот день, говорил отец, она услышала призыв. Шла по топким болотам, не оставляя следов. В изящных пальцах, унизанных перстнями с бирюзой — говорят, в камень этот превращаются кости умерших от горькой любви — скорлупа бледно-голубая, с коричневыми крапинками. Тонкий длинный язык мелькает быстро, и желток тает.
— Чего ты хочешь?
Мать обмана смотрит прямо в глаза, усмехается холодно, и холод этот, кажется, способен запечатать кровь в венах.
Но маг давно не боится.
— Мне необходимо защитить свой дом и свою семью. Я прошу твоей силы.
Луна отбрасывает ненужную уже скорлупу — жаль, жизни в ней ни на каплю не осталось, — и касается безымянным пальцем уголка губ.
— О, вот как. Меня это должно интересовать?
Отец склоняет голову к плечу, и белые почти пряди касаются щеки.
— Почему нет? Оружие служит лучше, если заботиться о нем и лелеять.
Смех ее резкий, высокий, будто птичий клекот.
— Пусть так. Чем заплатишь за мою благосклонность?
Отрез шелка брошен в сторону, и у ног сэра Томаса остается подношение. Грудная клетка вер-льва, убитого им лично. В костях светлого достаточно тепла, и Луна насытится.
Маг действительно желал, чтобы вечно Отражающая смогла хоть немного утолить свой голод.
Мать обмана ломает легко ребро, самое нижнее, и лакомится им, будто сахарной конфетой. Жмурится довольно.
— Возьми, — Луна протягивает ладонь, исчерченную темными линиями, а на ней — тонкая ветвь белладонны. — Прикрепи над входом, и если кто задумает зло против тебя ли, против твоей женщины или дочери — иллюзии заманят его в свою паутину и осушат до дна.
Именно потому сейчас я глубоко вздохнула и сказала: