Змий (сборник)
Шрифт:
— Я должен получить их немедленно по возвращении.
— Я вам это гарантирую.
— Но предупреждаю вас, Мартиросян. Малейшая задержка, и…
— Ее не будет. Благодарю вас. И еще одна просьба. Извинимся вместе перед хозяином дома.
— Я представляю здесь сенат, а он не несет ответственности за всю эту историю.
— Воля ваша, сенатор. Значит, мы договорились. Встретимся в столице. А сейчас, простите, я вас покину. Дела.
Они молча раскланялись, и Мартиросян, не оборачиваясь, пошел по коридору навстречу явно ожидающему его мистеру Ноу. Они сердечно поздоровались и, оживленно разговаривая, свернули за угол. До слуха изумленного сенатора
— Я же говорил, что Мак-Лорис блефует. Иначе и быть не могло.
Век живи, век учись — дураком помрешь. Мартиросян и Ноу, советник президента и лжеконгрессмен! Откуда же он взялся, этот Ноу? А решительный парень Мартиросян, ведь по лезвию ходит! По его милости уж не меньше сотни человек проглотили фармакопею подполковника Хиппнса. Докопаются газетчики
— скандала не миновать. Впрочем, кто захочет лезть в петлю головой из-за того, что генерал Деймз ретиво исполняет свой долг? Лучше об этом забыть. Но все же, что у них за просчет с этим П-120? Ишь, как Мартиросян принесся! Министерство юстиции, министерство обороны. Совет национальной безопасности — всех нашел, всех уломал. Он, видимо, прав, и не стоит с ним препираться из-за формальностей. Вот теперь и мистер Черриз благополучно выскользнул из объятий этой бесконечной молекулы. Но не ради же него спешил сюда Мартиросян. И не ради того, чтобы взнуздывать Деймза…
Позади сенатора раздался стук. Он обернулся и увидел, что это кто-то из слуг пристраивает специальную лестничку к той самой перевернутой двери, у которой генерал Фобс, по-видимому, собирался побеседовать с ним по душам. Рядом, прислоненная к стене, стояла сложенная койка и лежал пакет с бельем. Как видно, в доме не хватило места для уважаемых гостей, и кому-то все-таки придется провести ночь в этом удивительном помещении. Наверное, кому-то из домашних. А жаль!
Сенатор от всей души пожелал, чтобы это оказался генерал Фобс. Нет, лучше Деймз, конечно же, Деймз! А пусть и оба, черт с ними! Мысль эта развлекла его, он улыбнулся и пошел по коридору навстречу радиомегафонному голосу, объявлявшему, что сейчас у бассейна перед Лаокооном всем будет подан ужин.
3
Незадолго до въезда в городок шоссе ласково сказало:
— Добро пожаловать в Бетлхэм-Стар! Вот уже двадцать лет, как ни одна душа не вопияла к богу с наших мостовых. Осторожней на поворотах.
Городок, три центральных небоскреба которого давно уже были видны сенатору над плоской равниной, внезапно протянул ему навстречу свою разверстую клешню, оказавшуюся двумя рядами одинаковых одноэтажных домов по обе стороны дороги среди одинаковых поддельных пластиковых деревьев с жесткой ярко-зеленой листвой.
— Начинается муниципальная зона. Действует универсальный адресный код. Скорость семьдесят, — прошептала улица.
Не желая, чтобы его приезд сюда зарегистрировала памятливая электронная механика, сенатор не ввел в передатчик нужный адрес. Он снизил скорость до тридцати, стал считать перекрестки, на десятом свернул налево, проехал два квартала и остановился у низких ворот. Там, в глубине натурального садика
— в этом квартале все садики были натуральные, — за бело-розовыми вечноцветущими вишнями виден был двухэтажный дом с большой застекленной верандой. В этом квартале все дома были двухэтажные с верандой.
На воротах огромными оранжевыми цифрами был указан адресный код, и сенатор еще раз убедился в том, что не ошибся.
Внимательно оглядевшись по сторонам — улица была пуста, — сенатор стал готовиться к выходу. Улица троекратно прошептала ему порядок приведения в действие системы охраны оставленных экипажей и пригласила посетить музей Стюарта Силверботтома, первопроходца марсианского Большого Сирта, чье детство прошло в Бетлхэм-Стар.
Бесшумная механическая рука бережно вынесла сиденье из каравеллы и опустила на тротуар. Сенатор встал, подошел к калитке и нажал кнопку звонка.
Дом молчал.
Сенатор еще и еще раз нажал кнопку, тщетно пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть сквозь радужную слепоту затемненных стекол веранды.
Наконец узор заколебался, и встревоженный женский голос спросил:
— Кто там?
— Я сенатор Тинноузер. Мне необходимо встретиться с господином профессором.
— Господин профессор очень болен и никого не принимает, — торопливо ответил женский голос.
Гэб сказал, что профессор уже два года не показывается из дому. За все это время он ни разу не вызывал врача. Его хозяйство ведет пожилая негритянка. Она живет в доме и через день совершает дальние поездки за покупками. За садом ухаживает приезжий садовник. Заезжают прачка и уборщица. Для всех прочих дом закрыт. Все это Гэб умудрился узнать по сложной цепочке друзей, знакомых своих друзей, в конце которой оказался партийный коллега, профессиональный организатор кампаний по сбору средств в местном графстве.
— Передайте профессору мои наилучшие пожелания. Скажите ему, что я из столицы. Может быть, профессор сочтет возможным назначить мне день и час, когда мы могли бы встретиться. Дело крайне важное и спешное.
— Профессор никого не принимает, — повторил женский голос.
— Скажите, может быть, профессору нужна какая-нибудь помощь?
— Благодарю, ничего не нужно. Уезжайте, пожалуйста.
— Но скажите мне, по крайней мере, что с ним? Кто его врач? Этим интересуется правительство.
— Профессор велел мне говорить всем, что он никого не принимает, — заученно и печально повторил женский голос.
— Немедленно сообщите профессору, что с ним хочет говорить сенатор Тинноузер. Я уверен, что меня профессор примет, как только сможет.
— Но профессор велел мне никого не впускать и не беспокоить его из-за приезжих.
Сенатор стоял, покусывая губу, и страдал, чувствуя, как его уши медленно наливаются краской. Его титул и расторопный Гэб своими молниеносными телефонными разговорами уже много лет подряд распахивали перед ним все двери, и сенатор уже забыл о том, что его могут вот так просто не пустить на порог. Должна быть какая-то простая контригра, в два счета приводящая к выигрышу, сенатор это смутно понимал, но жара, усталость и неожиданность расслабили его. Расслабили. Что ж, вот так и спасовать? И чего он ломится к этому мизантропствующему маразматику? Иного и ждать не следовало! Плюнуть и уехать! «Плюнуть и уехать!» — думал сенатор в то время, как нарочито внятно произносил:
— Имейте в виду. У правительства возникли подозрения, что вы злоупотребляете своим положением в доме профессора. Ваше нежелание впустить меня в дом заставляет думать, что у вас есть дурные намерения. Это вы не хотите, чтобы профессор встречался с окружающими. Предупреждаю вас: я немедленно обращусь к шерифу и потребую, чтобы он обыскал дом. Я не успокоюсь, пока не увижу своими глазами, что профессор обеспечен уходом и способен свободно принимать свои решения. И как бы ни кончилось дело, вас будут судить за то, что вы препятствовали члену сенатской комиссии встретиться с гражданином страны. Вас посадят в тюрьму.