Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя
Шрифт:
– Понял.
Никита прошел в ординаторскую, переоделся в халат, переобулся, вымыл руки. Постовая сестра уже ждала с историями болезни.
При массовых поступлениях пациентов главное – отсортировать. Наиболее тяжелых, требующих экстренного вмешательства, отправляют в операционную в первую очередь. Уже затем обрабатываются пациенты с травмами полегче, которые жизни не угрожают. Другое дело, что разобраться сразу бывает затруднительно.
Как правило, пациенты с легкими травмами шумят, кричат, стонут, требуют внимания и немедленной помощи. Вид
Больные тяжелые лежат тихо и обычно безучастны из-за массивной кровопотери в брюшную или грудную полость, боятся пошевелиться.
Никита вышел в коридор, к каталкам. Беглого взгляда ему хватило, чтобы понять: мужчина на каталке в углу – самый тяжелый, кандидат на серьезное вмешательство. Лицо бледное, потное, дышит часто, сипло.
К нему и направился хирург.
Когда он проходил мимо каталки, на которой лежала крашеная блондинка средних лет, она неожиданно схватила его за руку.
– Доктор! Меня посмотрите! Я истекаю кровью!
– Немного попозже, – Никита освободил рукав.
– Я буду жаловаться на ваше невнимание и халатность! – Блондинка уже визжала.
– Есть более тяжелые больные, – мягко сказал Никита.
– Я этого так не оставлю, – не унималась блондинка, – я работаю в администрации!
У нее явно начиналась истерика. Но Никита уже стоял у каталки с мужичком.
Короткого осмотра хватило, чтобы понять – оперировать надо срочно. Похоже на пневмоторакс или гемоторакс. Это когда в плевральную полость попадает воздух или кровь и сдавливает легкое, не позволяя человеку дышать. Так часто бывает, когда сломаны ребра и их острые края рвут плевру. По-хорошему, надо везти на рентген, но, похоже – времени нет.
– Везите в операционную.
– Стол занят, там же Денис Юрьевич оперирует.
– Ах да! Тогда в малую операционную. И звони анестезиологам, а также в оперблок – пусть операционную сестру выделят.
Пока Никита мыл, обрабатывал руки и надевал стерильное белье, пациенту успели дать наркоз.
– Можно! – кивнул анестезиолог.
Никита обработал операционное поле йодом, сделала широкий разрез чуть выше места травмы, где красовалась небольшая гематома. И чуть не выругался. На простыню хлынула кровь из плевральной полости. Так и есть – гемоторакс! В плевральной полости скопилось не меньше литра крови, сдавливая легкое.
Электроотсосом Никита осушил полость, расширил разрез. Вот и поврежденное легкое. Вроде и кровит не сильно, а только раздвинул края, так обильно. Ладно, хоть не артерия.
– Шелк шить!
Никита перевязал сосуд, затем ушил легкое, тампонами осушил плевральную полость. Сухо. Он ушил рану, перевязал.
– Как давление?
Анестезиолог доложил:
– Девяносто на пятьдесят, пульс частит – сто двадцать.
– Для такой кровопотери – почти нормально. Капайте реополиглюкин, пятипроцентную глюкозу.
Никита снял в предоперационной окровавленное белье, вымыл руки. Передохнуть бы пару минут, да уж больно блондинка скандальная.
Он вышел в коридор.
– Ой, спасите, умираю! – увидев его, закричала визгливым голосом пациентка.
Как и предполагал Никита, на теменной области была рассечена кожа, причем ранка линейная, небольшая – сантиметра два всего. Это называется «много шума из ничего».
В процедурной, куда завезли каталку, Никита положил два шовчика.
– Перевязать – и в палату, – распорядился он. Надо было осмотреть третьего пациента.
На каталке лежал подросток. Лицо в крови, но после того, как медсестра вытерла его стерильным тампоном, повреждения оказались не так уж велики: рассечена губа и несколько глубоких ссадин. И лицо какое-то знакомое.
– Дядя Никита, вы меня не узнаете?
Никита всмотрелся повнимательнее.
– Данила? Из третьего подъезда?
– Узнали!
Подросток был из одного дома с Никитой.
– Страшного у тебя ничего нет. Маленько подштопаем, и будешь как новенький.
– А больно будет?
– Я постараюсь обезболить.
– А шрамы останутся?
– Шрамы украшают мужчину, – пошутил Никита. – В перевязочную его.
Под обезболиванием лидокаином тонкой шелковой нитью наложил аккуратные шовчики, осмотрел работу. Хоть он и не пластический хирург, а получилось неплохо. Через годик шрамы будут едва заметны.
Данилу увезли в палату. Раны сами по себе неопасны, но поскольку находятся на лице, надо несколько дней понаблюдать.
Никита вымыл руки и прошел в ординаторскую. Едва успел сесть за свой стол и начать заполнять журнал операций, как в комнату вошли заведующий и Лешка Троян.
– Уф, управились. Представляешь, мало того, что селезенку мужику оторвало, так еще и диафрагма разорвалась. Пока сосуды перевязали, осушили… Доступ неудобный, рядом с пищеводом. Намучились изрядно!
Денис Юрьевич достал из шкафчика бутылку коньяка и три рюмки.
– Леш, ты дежуришь сегодня?
– Я, а что?
– Тогда тебе только пятьдесят грамм.
– Да я не возражаю.
Они выпили по рюмочке «Старой крепости», посидели. Потом повторили – кроме Лешки.
– Молодец, Никита, выручил. В понедельник на работу. Рассказывай, что у тебя было?
– У паренька – сосед мой по дому кстати – порезы на лице. ПХО, заштопал. У этого мужика, – Никита придвинул заведующему историю болезни, – гемоторакс, перелом ребер. Все сделал в лучшем виде. И дамочка паскудная попалась, из администрации. Ранка – мелочь, а кричала «умираю».
– Хреново.
– Что «хреново»?
– Что из администрации. Наябедничает у себя, жалобу настрочит, комиссиями замучает.
– Предполагаю.
– Ты бы уж поласковее с ней был, что ли?
– Мужику с гемотораксом помощь оказывать надо было – без малого не загнулся.