Знак Гильдии
Шрифт:
Вскоре запах стал сильнее, теперь его чувствовал не только Нургидан.
За поворотом коридор оборвался в довольно глубокую яму. Вдоль одной из стен приглашающе тянулся карниз.
Но юный проводник не был обрадован тем, что привел отряд к выходу.
– Ах, под кочку да в тину! – выдохнул он. – Вот повезло, хоть обратно поворачивай!
– А в чем дело? – настороженно спросил Сарх.
– Ты подойди, глянь... не бойся, здесь ему нас не достать.
Пираты встали на краю ямы.
– Куст, что ли? – Сарх
– Именно. Слыхал про Бродячие Кусты?
– Помнишь, атаман, в «Лесной яблоне» сказитель говорил... – начал было Пень.
– Помню, – раздраженно бросил Сарх, небрежным движением кисти отметая и сказителя, и далекую «Лесную яблоню», и непрошеного подсказчика. – Как с этой тварью справиться?
– А никак. У выхода карниз пониже, он ветвями и дотянется. Пахнет слабо и не светится – значит, голодный. Были бы хоть мечи...
– Что в таких случаях делают Охотники?
– Можно убить тварюшку вроде козы, бросить ему. Пока жрет – пройти мимо. Я...
Он замолчал, потому что вспомнил о лежащем в коридоре трупе пирата. Сердце едва не разорвалось от ужаса и омерзения к самому себе – такая преступная и в то же время спасительная мысль заполыхала в мозгу.
И он высказал бы ее, волчья кровь, высказал бы, но не успел.
Сарх легко поднял руку и точным, сильным движением столкнул в яму стоявшего рядом с ним Порченого.
Упругие ветви прянули навстречу человеку, приняли, оплели, стиснули. Пронзительный вопль заметался меж серых стен и унесся в распахнутое вечернее небо.
Атаман свирепо обернулся к ошеломленным спутникам.
– Варрах, калга да! – крикнул он. – Горту, горту!
Наррабанец послушно шагнул на карниз.
– Ты! – обернулся главарь к рыжему пирату. – Пойдешь за ним! Не стой столбом, убью! Щенок идет третьим!
Когда Нургидан, искоса поглядывая на идущего следом пиратского главаря, одолел карниз, внизу еще бился и кричал бедняга Порченый.
– Уходим! – Сарх спрыгнул с карниза по другую сторону ямы. – Где эта складка?
Вопли внизу прекратились. Тишина невыносимо ударила по нервам. Нарушил безмолвие Нургидан.
– Да, – вздохнул он, – повезло мне, что не я рядом с тобой стоял – да, капитан?
– Вот уж что верно... – хмуро бормотнул Пень.
И даже Варрах проворчал что-то неодобрительное на родном языке.
Сарх понял: нельзя идти дальше с недовольной командой. Длинное лицо вытянулось еще больше, губы тронула усмешка великого человека, которого не поняли современники.
– Вы же видите, – мягко и печально сказал он, – один должен был погибнуть, чтобы уцелели остальные – но кто? Ты, Пень, правая моя рука? Ты, Варрах, мой брат по вере? За ваше спасение я убил бы сотню таких жалких придурков, как Порченый! Он не стоит вас. Вы должны жить, вы нужны мне...
– Да, парни, – врезался Нургидан в эту трогательную сцену, – вы ему нужны. Для следующего чудища.
Сарх не дал выбить себя из роли.
– А ты, глупый мальчишка, – продолжал он все тем же благородным и грустным голосом, – выведешь нас всех отсюда. Поэтому тебе нечего бояться. И не ершись. Мы с тобой, – он сцепил пальцы правой и левой руки, – как топор с топорищем.
Нургидан усмехнулся, вспомнив Нитху с ее бесчисленными поговорками.
– У вас в Наррабане, – сказал он с удовольствием, – говорят: «Когда топор ко дну идет, он и топорище за собой тянет...» Ты уж вспомни об этом, когда захочется меня откуда-нибудь спихнуть!
Сарх щелкнул языком, оценив находчивость и самоуверенность парнишки.
А Нургидана поразила мысль: до чего же он изменился за последние три года! В трудные мгновения командует почти как Шенги. Морочит врагов не хуже Дайру. И даже сыплет пословицами в духе Нитхи.
И мальчик с пронзительной ясностью понял: ему не знать больше беспросветного одиночества, которое так мучило его в детстве. Теперь с ним всегда будет его команда.
Жрец был высоким худощавым человеком лет сорока. Выразительные, резкие черты лица, неуступчивые темные глаза, твердая линия рта. Айрунги не хотел бы иметь этого человека своим врагом. Явно раб одной идеи, одной страсти.
– Мои соболезнования... – Голос Айрунги был полон искренней печали. – Ужасно, когда умирают дети, но надо помнить, что Бездна добра к ним. Много ли грехов на юной душе? Скоро боги позволят мальчику родиться вновь. Будем надеяться, что следующая его жизнь будет счастливее.
– Да! – с ненавистью выдохнул жрец, не слушая слов утешения. – Да! Чудовищное преступление! И все знают, чьих это рук дело! Знают, но молчат! Весь остров повязан круговой порукой, даже стражники!
– Мой господин говорит о Детях Моря?
– О преступниках с размалеванными лицами! О грязном культе хвостатой девки!
– Не знаю, уместно ли говорить так о той, чья кровь течет в жилах короля.
Жрец озадаченно замолчал. Он и в самом деле хватил через край.
Айрунги поймал себя на том, что украдкой поглядывает на ноги собеседника. Сапоги. Мягкие. С узкими носами. И подходящий размер...
По дороге в храм Айрунги завернул в Майдори, зашел в лавку, поболтал со встречными знакомцами. И незаметно приглядывался к обуви всех, кого видел на улице, в лавке, на пристани. Как он и ожидал – башмаки, башмаки, башмаки... У двоих рыбаков – тяжелые сапожищи. Несколько босоногих мальчуганов. И одна-единственная пара мягких сапог с узкими носами – у местного лекаря, тихого старичка по имени Марави Вечерний Свет, все свободное время посвящавшего изучению трудов древних философов. Самая подходящая кандидатура для ползания по скальным трещинам!