Знак махайрода

Леж Юрий

— И что же в таком случае нужно от легиона? — уже раздражаясь на штабную говорильню, довольно резко спросил легат.

— Отвлечь эту группировку республиканцев, — спокойно пояснил полковник. — Вот, гляньте…

Он подхватил со стола оставленный там кем-то из ушедших офицеров карандаш и повернул к шагнувшему поближе легату лист карты.

— …здесь — три дивизии, а вот южнее и восточнее — Счастливая Бухта, замкнутая, с единственным проходом в горах, практически, в тыл группировке. Представьте, как отреагируют в генштабе Республики, если вдруг в Бухте высадится десант — достаточно мощный, чтобы угрожать их главному, фактически стратегическому, резерву?

— Хотите поиграть в «триста

спартанцев»? — усмехнулся одними губами легат. — Конечно, проход в долину, в эту Счастливую Бухту, можно будет удержать и против трех сотен танков, но так ведь — завалят числом. У меня на их тридцать тысяч штыков — десять центурий…

— Откуда взялась десятая? — с искренним любопытством поинтересовался маршал, вновь включаясь в разговор.

— Из триариев, — ответил легат. — У каждого командира есть своя мечта, моя вот — сбылась. В легионе есть центурия, полностью состоящая из триариев, это, как только что сказал полковник, мой стратегический резерв.

«Такая центурия месяц будет держать все три дивизии в этом «бутылочном горлышке» ущелья, — подумал штабист. — Только патроны и гранаты подавать успевай… ай, да ушлый этот легат, молодец…»

Но вслух полковник сказал совсем другое.

Наши дни

По заведенной еще в раннем детстве привычке Тавр проснулся рано. Люминисцентные стрелки часов на его запястье показывали начало седьмого часа. Ранее утро.

Вчера, устраиваясь на ночлег в пустом, гулком и относительно чистом подвале банковского хранилища, Тавр выдержал характер, не стал торопливо лезть к главному сейфу, блестевшему в луче фонарика серовато-стальным боком. Это понравилось ему самому — сидеть рядом, но делать вид, что совершенно не интересуешься дедовским подарком, что открыть сейф и посмотреть на его содержимое можешь в любой момент — хоть сразу, хоть через час, хоть завтра утром.

Подсвечивая себе фонариком, на ходу разминая затекшие во сне мышцы спины, ног и рук — все-таки тренировочные ночевки с дедом на природе не шли ни в какое сравнение с бетонным полом хранилища — Тавр постарался бесшумно и осторожно выбраться из подвала. Несмотря на дальнейшее предположительно недолгое пребывание в банковском хранилище, юноша не мог себя заставить гадить там же, где спал.

Выбравшись из подвала и отшагав десяток метров в сторону пустынных развалин, Тавр, окончательно теперь проснувшийся, замер, забыв о том, что привело его на поверхность.

Над разрушенным, заросшим одичавшим кустарником и редкими, могучими тополями и соснами городком вставало солнце, сейчас лишь слегка позолотив высокие нежно-зеленые кроны живых деревьев и одинокий, грязно-черный штырь чудом уцелевшей при взрыве, жестоко обожженной полвека назад пожарной каланчи на дальней окраине.

Несколько минут юноша стоял неподвижно, вслушиваясь в утренний пересвист незнакомых птиц, вглядываясь в чистый, прозрачный воздух, впитывая в себя всю прелесть необитаемого, заброшенного города. Ему вдруг показалось — лучшим решением в жизни было бы остаться здесь навсегда, отремонтировать домишко где-нибудь подальше от эпицентра и жить в одиночестве, наслаждаясь неким эфемерным единением с природой через эти руины былой цивилизации.

«Придумается же такое», — тихо вздохнул Тавр, сбрасывая с себя оцепенение, очарование окружающим миром, но все-таки стараясь не производить ненужного, нарушающего местный покой и умиротворение шума.

Через пару минут спустившись в подвал, юноша почувствовал себя совсем другим человеком, будто преодолел нечто в себе, нечто сильное, тянущее его в сторону, прочь от намеченного пути. А путь у него теперь был лишь один — назад, к сейфу.

По обе стороны от небольшого,

но очень солидного металлического шкафчика, полузамурованного прямо в бетонную стену, с пыльным небольшим, но могучим колесом-штурвалом замка, располагались многочисленные ячейки-хранилища, в большинстве своем — пустые, с приоткрытыми дверцами. На одну из таких ячеек Тавр и пристроил фонарик, чтобы свет падал на переднюю дверцу сейфа. Там расположились стройными рядами десять узких полос-шифраторов хитрого замка с хаотично разбросанными поверх щелей маленькими металлическими блямбами, напоминающими игральные шашки.

«Замок на механическом приводе, — рассказывал совсем недавно старый легионер. — Если не просочилась вода в подвал, не сдохли крысы прямо на шифраторе, то ты должен его открыть и без всякой взрывчатки, ловкости в пальцах и силы тебе не занимать. Но пластид на всякий случай захвати обязательно…»

Затаив дыхание, Тавр принялся устанавливать блямбы шифратора в нужное положение, не забывая при этом прокручивать их до заранее кем-то оговоренных значков на гладкой полированной поверхности. В голове его стремительно мелькал, изредка задерживаясь на нужных символах, длинных ряд цифр и латинских букв, обозначающих шифр замка. Старый легионер заставил внука дважды записать эти символы на бумаге, которую, после явного уже запоминания юношей, романтически сжег в роскошной, огромной, хрустальной пепельнице, служившей простым украшением стола в их доме — сам дед никогда не курил, и это неприятие табака внушил и сыну, и внуку.

Цилиндрические блямбы шифратора двигались вокруг собственной оси и по узким щелям, прорезанным в металле, с трудом, казалось, само время, бережно хранившее тайну банковского подвала, сопротивлялось неожиданному вторжению, но Тавр упрямо продвигал и продвигал их в нужное положение, пока не выставил все, как положено. Теперь оставалось лишь навалиться на колесо штурвала и потянуть на себя тяжеленную, толщиной едва ли не в две ладони, дверцу сейфа…

…во внутреннем, верхнем, скромном по размерам, кубическом отделении, не более, чем полметра каждая грань, тусклым, жирным цветом блеснули девять рядов золотых слитков имперского стандарта — ровно тысяча лотов в каждом, двенадцать с половиной килограмм в современных Тавру единицах…

«…не будь жадиной, хотя, я знаю, золотой блеск частенько затмевает любой разум, — деловито поучал дед, внимательно поглядывая за реакцией внука на свои слова — Возьми пару брусков, все равно — не утащишь больше, как ни напрягайся. Там четырнадцать пудов с лишком, да и не тот это металл, который легко и удобно переносить, хоть в руках, хоть за плечами…»

Тавр, будто зачарованный, протянул руку и погладил бок среднего бруска, глянул на свои пальцы — ему показалось, что на них остался золотой, несмываемый след. И в тот же миг из темноты, как привидение, глянули на него серые, выцветшие, насмешливые глаза старого легионера… Тавр моргнул — наваждение исчезло, а с ним исчезла непонятная мистическая тяга к благородному металлу. Юноша покачал головой, удивляясь самому себе и странной реакции на простые, казалось бы, желтые бруски внутри сейфа.

«Хватит комплексовать тут и метафизику с мистикой разводить, — со злостью на собственную минутную слабость подумал Тавр. — Надо забирать золото и — в обратный путь. Если успею к Гроту после полудня, то сегодня же перевалю через горный хребет — вон из Долины Смерти…»

Пятьдесят два года и три месяца назад (продолжение)

… — Вам не надо будет сдерживать республиканцев, — сказал полковник. — Надо только сымитировать сопротивление, заставить стрелков и гвардейцев втянуться в бой, войти в долину. Потом легион эвакуируется.