Знак небес
Шрифт:
… До Плещеева озера мчать – нет ничего, но уж больно зло князь жеребца плетью охаживал, вот все остальные и отстали маленько. Хорошо, что еще сумерки не наступили – Константин и сам следы от колес хорошо видел. А у озера и совсем легко стало. Вон они, лошадки ее с возком, а вон и Вейка на земле распласталась неподвижно. Что случилось с девкой?
Подбежал быстро, повернул ее и глазам не поверил. Всего час назад, да какое там, полчаса не прошло, совершенно иная была девка – милая да пригожая. Теперь же вся растрепанная, а лицо так от рыданий опухнуть успело – мать родная не признала бы. Но вглядываться некогда. Его другое интересовало – куда Ростислава делась?
Вейка без слов, молча на озеро указала.
– Только что, – выдохнула почти беззвучно. – Вон, даже круги на воде еще не разошлись, – а во взгляде у нее шалая, почти безумная надежда читалась – неужто и впрямь успеют спасти?! Неужто не все еще потеряно?!
Тут и остальные подскочили вместе с Любимом. Что к чему, мужики сообразили мигом, разоблачились до портов, но в озеро шагнули, три шага сделали и остановились в нерешительности.
– Студена водица-то, – протянул один.
– Десять, нет, двадцать, сто гривен тому, кто достанет ее! – выпалил Константин.
Дружинники переглянулись. Сто гривен – это тебе не кот начихал. За них надо лет десять княжьей службе отдать, да еще в походы сходить при этом, долю не раз и не два в добыче получить, тогда только и наберется. Сто гривен – это конский табун в такое же количество голов. Сто гривен – это… Не додумав дальше, только булькнули разом и под водой скрылись.
Рядом только всхлипывающая Вейка осталась, Любим, которого князь в озеро не пустил, удержав близ себя, да еще двое.
Один из старых, ему и вдесятеро дай – все равно не полез бы. И так спину крутило – порой мочи не было терпеть. Да еще один из самых юных. Тот-то порывался, но старый не пустил, пояснив князю:
– Больно холодно, да и к ночи дело. Вылезут ребята, померзнут, а так мы для них костер запалим – хоть пообсохнут.
Константин только кивнул молча – делайте, что хотите.
Тем временем все восемь в холодной сентябрьской воде бултыхались, оживленно переговариваясь между собой и то и дело ныряя. Однако постепенно первоначальный азарт поиска под влиянием холода осеннего озера стал улетучиваться.
Вот уже первый из воды вылез. Весь дрожа от холода, к Константину подошел и, стуча зубами, повинился:
– Воля твоя, княже, а у меня сил нет. Еще чуток – и я сам утопну.
– И я боле не могу, – произнес, вылезая на берег, второй.
– Ее, поди, водяной прибрал давно, – проворчал третий.
Следом потянулись остальные. Последние двое продержались чуть дольше, но в конце концов сдались и они.
– И впрямь водяной утащил, – откашливаясь, произнес один из них.
– Княгиня, чай. Такие не каждый день в гости к нему забредают. Вот он и рад, – поддержал его другой.
Константин не отвечал, продолжая пристально вглядываться в темную воду, затем встал и тихо произнес:
– Тысячу гривен, – и на всякий случай – вдруг у кого со счетом плохо – тут же пояснил: – Десять раз по сто гривен.
Все переглянулись и, как по команде, молча повернувшись, пошлепали обратно.
«Все равно не найдут. Вон уже сколько времени прошло», – мелькнула тоскливая мысль.
«А ты сам водяного попроси», – раздался вдруг в ушах звонкий девчоночий голос.
Константин посмотрел на Вейку. Та молчала и, затаив дыхание, вглядывалась в озерную гладь.
– Вейка, – окликнул он девушку.
Та повернулась недовольно.
– Ты сейчас что-то сказала? – спросил удивленно, хотя понимал, что голос явно не ее.
– Не до разговоров мне, княже, – отрезала она почти сердито, но потом, вспомнив что-то, подошла к Константину и протянула перстень с крупным синим сапфиром.
– Она тебе передать просила.
– А сказала что при этом?
Вейка отрицательно мотнула головой:
– Сказала, ты сам все поймешь.
Константин повертел его в руках, попробовал разглядеть, что там написано мелкой славянской вязью по внутреннему ободку, но света костра для этого было слишком мало.
С тяжким вздохом он надел его на палец, и в этот самый миг в его ушах вновь раздался звонкий девчоночий голос. Вот только на этот раз в нем уже явственно звучали легкие нотки раздражения: «Ну что, налюбовался? А теперь к водяному беги, да скорее, а то не успеешь».
– Ты что-нибудь слыхал? – обратился он к Любиму.
– Тишина кругом, – пожал тот плечами. – Только… – он, не договорив, изумленно уставился на Константина.
«Ну и бестолочь ты, а еще князь, – проворчал голос. – И вслух не ори – я и так хорошо слышу. Вон у Любима своего спроси, коли мне веры нет».
Константин в свою очередь уставился на дружинника.
– Берегиня, – выдохнул тот еле слышно.
«А как вызывать-то его?» – переспросил Константин недоверчиво, но вслух ничего не говоря.
«Как, как, – передразнил его голос. – Палочку найди какую-нибудь да по воде ею похлопай – он и появится. Только отойди подальше, саженей за пятьдесят, чтоб не видал никто».
«А потом что делать?» – не понял князь.
«Потом попроси отдать то, что он взял».
«Как попросить?»
«Вот раскакался тут. Словами, конечно, – досадливо произнес голос и тут же, опережая следующий вопрос князя, добавил: – А какими именно – я не знаю. Ты, главное, понастойчивее, и чтобы от души они шли. Он враз почует, если соврешь. Понял?»
Честно признаться, Константин ничего не понял. Точнее, что делать – тут-то как раз все ему толково разъяснили, а вот выйдет ли из этого что-то путное – вопрос спорный.
С другой стороны, можно попытаться и этот способ испробовать. Благо в случае неудачи Константин совершенно ничего не терял. Да если надо, он бы черту в ножки поклонился – только бы Ростиславу спасти.
Какую-то кривую загогулину удалось отыскать почти сразу. Оглянувшись на трясущихся от холода дружинников и ошалевшего Любима, крикнул, чтобы за ним никто не шел, пока сам не позовет.