Знак синей розы
Шрифт:
— Никакого фокуса тут нет, простите… Приехал в командировку и застрял.
— Значит, следуете в Кемерово?
— Так точно.
— Ясно.
«Нет, вряд ли они кого-нибудь ищут, — думает Хофрат. — Проверка обычная, на всякий случай. Этот лейтенант не выглядит асом. Заурядный службист».
«Посмотрим, как ты себя поведешь дальше, — думает Матюшин. — Одно из двух: или ты играешь роль… И тогда ты недурно прикидываешься, только руки чересчур измазал… Или ты действительно Цапов, командированный специалист, очутившийся в осажденном Ленинграде, как в ловушке».
У Матюшина есть один козырь, но пускать его в ход еще рано. Нет, пугать человека с паспортом на имя Цапова пока не следует. Поэтому Матюшин начал свои беседы с пассажирами не с него, а пропустил сперва троих. Расспрашивал по всяким мелким поводам. Зацепку отыскать нетрудно — то не указано в документе место работы, то фамилия в списке не та, опечатка на одну букву. Вместо Титомирова Тихомиров…
— Значит, вы сибиряк?
— Пожалуй, что да, — говорит Хофрат. — Давно связан…
— Сержант мой, — Матюшин поворачивается к Витушко, — тоже сибиряк.
— О, из Кузбасса?
— Алтайский я, — откликается сержант.
— Тоже чалдон, — говорит Хофрат с грустью. — Тоже по калачам скучает.
Карл доволен. Не зря он зубрил на курсах словечки из разных русских диалектов. Запомнил и то, что калач — популярнейшая форма хлеба в Сибири. Судьба милостива, вот и подбросила возможность использовать познания, окончательно успокоить этого недалекого лейтенантишку.
На пути к Ладоге Хофрат сто раз задавал себе вопрос: откуда может грозить опасность? Все ли он предусмотрел? Арестованный ракетчик не выдаст, — Хофрат встречался с ним в конспиративном месте, и вдобавок в темноте. Паспорт сфабрикован лучшими мастерами фальшивок, — до сих пор их изделия выдерживали самый строгий советский контроль. И конечно, он, Хофрат, не поедет в Кемерово, не явится в Углеразведку. Тот, кто вздумает наводить о нем справки, останется с носом. «Нет у нас Цапова и не было», — ответят ему. Ищи ветра в поле, как говорят в России. Под подкладкой тулупа есть другой паспорт, той же добросовестной кенигсбергской выделки. На другое имя. Документ, который не вызовет сомнений на Урале…
Даст бог и не придется туда тащиться. Не исключено, что ему, Хофрату, опытному агенту, выпадет путешествие повеселее. В какие-нибудь более теплые края. Германия ведь не остановится на советских границах.
Сколько ни думал Хофрат, вывод был неизменно один: положение у него надежное, необходимо лишь сохранять хладнокровие, верить в удачу.
Матюшин молчал. Он соображал, настало ли время выложить козырь…
Слова «чалдон» и «калач» запали в память Матюшина. Сержант улыбается, видно, признал чалдона. А главное, человек в тулупе совершенно обескураживающе спокоен. Матюшин сейчас готов поверить, что он ошибся, что Карл пересекает Ладогу где-нибудь в другом месте, другим способом или пробирается к Петрокрепости, в расположение фашистов.
Завершить беседу немедленно или оттянуть развязку, попытаться пронять его?
— Вы где хранили свой паспорт?
— Где? Я не понимаю…
— Ну, где он у вас находился последнее время? В кармане пиджака, в столе…
— Ив столе и…
Он в полнейшем недоумении. Этого надо было ожидать. Вместе с тем, кажется, он уже не так спокоен, как раньше.
— Я заметил одну мелочь.
Сказав это, Матюшин смотрит на собеседника в упор. Человек в тулупе подался вперед. Он крепче соединил руки, их чернота скрылась в засаленных рукавах.
— Пустяк, разумеется, — продолжает Матюшин. — Вы извините мое любопытство…
Сдается, руки слегка разжались. Матюшина вдруг захлестывает волнение, мешает дышать. Он делает паузу. Теперь опять надо найти тон непринужденной болтовни.
— Вы, как инженер, более компетентны… Насколько мне известно, у нас пока не хватает нержавеющей стали… У немцев ее гораздо больше, коли они могут себе позволить…
Матюшин тянется к стопке паспортов. Не рассчитав движения, он опрокидывает ее. Пальцы плохо слушаются. Лейтенант судорожно открывает паспорта, открывает один за другим и подвигает к человеку в тулупе.
Он еще не догадывается. Он разнял руки, не знает, куда их деть. Он силится понять…
— Вы не видите, нет?
Пора растолковать ему, в чем суть. Поделиться своим открытием.
— Скрепки, — говорит Матюшин. — Видите, в советских паспортах они все ржавые…
Только в паспорте на имя Цапова скрепка блестит на сгибе, как новенькая. А выдан паспорт, если верить дате, почти год тому назад. Обложка мятая, потемневшая от блокадной копоти. Вымазал нарочно и паспорт и руки…
— Вы поняли меня? Скрепка!
Дошло до него? Лица же не видно. Путаница темных, жестких волос… Какого черта он молчит!
Время вдруг замедлилось. А Матюшин спешит уличить противника, очень спешит, потому что полной уверенности у него еще нет. Может, когда-нибудь где-нибудь, например в Кемерове, выдавали паспорта с нержавеющими скрепками…
— Тем более, что по некоторым данным… По имеющимся данным, вы не Цапов.
Человек в тулупе рывком поднял голову. И не справился с собой, вздрогнул, когда Матюшин бросил:
— Задерживаем вас, гражданин… Господин Карл, насколько я информирован…
— Господи, чушь какая, — донеслось до Матюшина.
Донеслось не сразу, так как собственные слова как
будто оглушили лейтенанта. Тулуп раскачивался перед ним грязно-желтым пятном, человек то растерянно бормотал, то сердился, вскрикивал, а черные руки вылезли из рукавов, словно искали опоры, спасения.
— Нелепость, ерунда! Вы ответите! Я такой же Карл, как вы! Издевательство!
Он овладевал собой, повышал голос, угрожал. Лишь через несколько дней Карл Хофрат признался следователю, назвал себя и своих начальников. Другого выхода у него не было. Рассказал и о занятиях в Кенигсберге, о макете на длинном столе. И о том, как проник в Ленинград, как вербовал ракетчиков.
Вскоре Матюшин узнал, что его за поимку опасного вражеского агента представили к награде.
— Спасибо, товарищ майор, — сказал Матюшин в телефонную трубку. — Но заслуга моя небольшая. Я считаю, очень даже слабая заслуга.
— Почему же?
— Раньше бы надо, вот почему…
ЯНТАРНАЯ КОМНАТА
1
Трое нас было… Уцелел я один. Сержант Симко погиб в Померании, старшина Алиев — под Берлином.