Знак судьбы

Холт Виктория

— Спасибо, Сэлли, — сказала я. — Роз действительно много.

И вот я — Кармел Март, происхождение неизвестно, проживающая в Коммонвуд-Хаусе из милости доктора Марлина и вызывающая снисхождение со стороны миссис Марлин и няни Гилрой.

Наверное, поэтому неудивительно, что я выросла, как выражалась няня Гилрой, «бесцеремонной». В доме, где мне приходилось самой себя защищать, я вынуждена была постоянно доказывать, что не намерена терпеть такое отношение, словно я — никто. Я давала понять, что,

хоть происхождение мое и неизвестно, я все равно ничем не хуже, чем они.

Тогда, в ранние годы моей жизни, моим мирком была детская, где няня Гилрой делала четкое разграничение между мной и остальными. Я была здесь чужой, и хотя мне приходилось признавать ее правоту, в то же самое время я хотела показать, что есть нечто особенное в том, что твое происхождение — загадка. Мое присутствие в доме объяснялось только тем, что доктору в голову пришла странная идея пригреть сироту. По какой-то непонятной причине миссис Марлин согласилась на это. Поэтому я и была дерзкой. Я говорила, что ничем не хуже них. И это делало меня напористой.

— Цыганская кровь, — комментировала няня. — Они всегда назойливы и бесцеремонны — ходят со своими прищепками и просят позолотить ручку, а взамен рассказывают сказки о большом наследстве, которое вы получите.

Я часто думала о цыганах и пыталась узнать о них все, что можно. Мне удалось выяснить, что они живут в кибитках и кочуют с места на место. Они казались мне загадочным и романтичным народом. И во мне росла уверенность, что я — одна из них.

Мисс Мэри Харли, дочь викария, приходила с нами заниматься. Высокая, угловатая, с непослушными тонкими волосами, вечно выскальзывавшими из-под шпилек, которые должны были их скреплять, она была нервной и стеснительной, и, как я теперь понимаю, не очень подходила на роль учительницы. Но она была неизменно добра, а поскольку я всегда остро реагировала на доброе ко мне отношение, то очень к ней привязалась.

Нас учила мисс Харли, потому что миссис Марлин говорила, что детям еще слишком рано ехать в школу и дочь викария ее вполне устраивает.

Мэри Харли приходила в Коммонвуд-Хаус с удовольствием. Я слышала, как няня Гилрой объясняла миссис Бартон, поварихе, что Мэри очень рада этому заработку. В семействе Харли денег не водилось, и это неудивительно, потому что у викария было три дочери, которых нужно выдать замуж, а ни у одной из них «не на что смотреть». Все говорили, что мистер Харли беден как церковная мышь. Так что эти деньги были как нельзя кстати.

Мисс Харли научила меня читать. Я обычно сидела с Аделиной, которую очень скоро превзошла. Мне очень нравились эти уроки.

Самым выдающимся событием в моем раннем детстве была первая встреча с дядей Тоби. Когда я в одиночестве гуляла в саду, ноги часто приводили меня к кусту азалии. Я представляла то мартовское утро, когда меня подбросили. Воображала расплывчатый силуэт человека, крадущегося по саду, чтобы никто не услышал. И себя, завернутую

в шаль. Меня осторожно, с любовью положили под кустом, а перед этим нежно поцеловали, ведь она — это должна быть женщина, потому что именно женщины в моем представлении были связаны с младенцами, — очень страдала из-за того, что приходится со мной расставаться.

Кто она? Няня говорит, что цыганка. У нее, должно быть, крупные серьги и черные вьющиеся, струящиеся по плечам волосы.

Когда я стояла там, у куста, ко мне подошел незнакомец.

— Привет, — сказал он. — Ты кто?

Я резко повернулась. Мужчина показался мне огромным. Он и правда был очень высоким. У него были светлые волосы — как я выяснила позже, выгоревшие на солнце, — а кожа — золотисто-коричневая. А еще — самые синие глаза, которые я когда-либо видела. Он улыбался.

— Я Кармел, — проговорила я с достоинством, которое научилась на себя напускать.

— Это прекрасно, — сказал он, — я знаю, что ты особенная. А что ты здесь делаешь?

— Смотрю на куст азалии.

— Он очень красивый.

— Когда-то он доставил немало хлопот Тому Ярдли.

— Правда? Но он тебе нравится?

— Меня нашли под этим кустом.

— А, так это было здесь? Ты часто приходишь взглянуть на него?

Я кивнула.

— Не каждого ведь находят под кустом, правда?

Я пожала плечами и рассмеялась.

— Сколько тебе лет, Кармел?

Я показала четыре пальца. Он с серьезным видом пересчитал их.

— Четыре года? Вот это да! Какой замечательный возраст! И сколько же ты здесь живешь?

— Я появилась в марте. Поэтому меня и назвали Кармел Март.

— А я — дядя Тоби.

— Чей дядя?

— Генри, Эстеллы и Аделины. И твой, если ты согласна.

Я снова засмеялась. Я всегда смеялась без видимой причины, когда была счастлива. А в этом человеке было нечто такое, отчего я чувствовала себя счастливой.

— Так ты согласна?

Я кивнула.

— Вы тут не живете, — заметила я.

— Я приезжаю в гости. Прибыл вчера вечером.

— А вы останетесь?

— На некоторое время. Потом уеду.

— Куда?

— В море. Я живу в море.

— Это рыбы живут в море, — недоверчиво возразила я.

— И моряки.

— Дядя Тоби! Дядя Тоби! — К нам подбежала Эстелла и кинулась к моему собеседнику.

— Привет! — Он взял ее на руки, и они оба рассмеялись. Я почувствовала укол ревности.

Потом подошел Генри.

— Дядя Тоби!

Мужчина поставил Эстеллу, и они с Генри заговорили.

— Когда вы приехали? Вы надолго? Где вы были?

— Все расскажу, — ответил дядя. — Я приехал вчера вечером, после того как вы легли спать. Я узнал обо всем, что вы делали, пока меня здесь не было. И уже познакомился с Кармел.

Эстелла уничтожающе посмотрела на меня. Но дядя Тоби улыбнулся мне.

— Пойдемте в дом, — сказал он. — Мне столько нужно вам рассказать! И столько показать!