Знаки внимания

Шатохина Тамара

— Папа, как ты мог? Привезти ее сюда еле живую — в жару и на проходной двор? Сам переезд — уже стресс…

— Стресс. Онко-больным рекомендуют резко менять климат. По возможности, конечно. У нас эта возможность есть — куда уж резче? И здесь нет специализированных медучреждений — онко-клиник, о чем это говорит?

— Что для нее не будет помощи! — вскинулась я.

— Что в них здесь нет острой необходимости, Катя. Такая медицинская специализация хорошо развита там, где она особо востребована. У нашей мамы период ремиссии и хороший прогноз. Я сильно надеюсь, что помощь такого рода не понадобится. А наблюдаться пару раз в год можно и у нас. Квартиру

пойдем смотреть завтра, я не собирался оставлять ее здесь.

— У тебя есть?

— У меня нет, Катя, но есть у тебя. Тогда, в телефоне… я убрал сообщение из банка о поступлении средств на твой счет, чтобы ты не нервничала. Она не истратила ни копейки из тех денег, что мы поделили — они были у нее… для тебя. Сейчас мы купим на них маленькую квартирку. Время плохое — сезон, но тут уж… Там останется много — тебе хватит, если что.

— Ага… — пришиблено пробормотала я, — у меня еще Каско там — за Жука, можно не сильно маленькую.

— Купишь Жука, значит, — ответил папа, думая о своем.

— Она собралась умирать? — прошептала я, не веря.

— Нет, но не очень хотела жить, похоже, — так же тихо ответил он.

— Папа, а тот мужчина… вы уже женаты? — что спросила, сама сообразила только после папиного ответа — он понял меня:

— Когда бы мы успели, Катя? Она еще замужем за ним, но это ненадолго — он сам подтолкнет развод.

— Так легко отпустил, нашу маму? — и пожалела, что спросила. Выражение лица у папы стало какое-то… беспомощное, но он быстро стер его.

— Я могу только догадываться, Катюш, он сказал тогда, что она три года почти не вылезала из больниц, — полушепотом объяснил он мне, с тревогой глядя в сторону комнаты, где спала мама. И добавил задумчиво:

— А я теперь уже и не знаю — кто я? Будущий муж или друг, товарищ и брат?

— Дашь повод — будешь враг, и я ее к себе заберу, — отрезала я, а папа уставился на меня изумленным взглядом.

— Ты только что улыбался этой…, а она откровенно клеилась к тебе, это не ясно? Я бы сама тебя придушила! — шипела я, — а она терпела годами…

— «Секс-услуги не входят в прайс-лист нашей гостиницы. Если вы до сих пор не приняли это, как факт, то считайте, что от этого дома вам отказано», — вспоминал папа, закатив глаза, — да тут страсти кипели.

— Пока ты не поймешь, что все очень и очень серьезно, у вас ничего не получится. Она не из-за Наденьки — она просто не выдержала всего этого, — кивнув на номер австриячек, встала я, чтобы уйти спать.

Папа молчал, пока я шла до своей двери, а потом тихо окликнул меня:

— Кать, денег дашь? Потом, не сейчас. Тут наличку рублями не снимешь, нужно будет перекинуть на Мастер Кард в евро. Я потом скажу, сколько мне нужно будет добавить, а пока найду где занять на пару месяцев.

— Конечно, папа.

Они еще долго сидели там и бубнили… бубнили… А я вспоминала романс — точно нигде не слышала его до этого. Неужели сам… после этой ночи? Вспоминал, сопоставлял, решал, представлял себя без меня где-то там — далеко. Пустыми ночами и серыми днями. Может быть, даже решался на это — из-за моих претензий. Но понял, что не сможет или что я в чем-то права и согласился, и решился — нужно меняться.

Меняться ради меня собрался тот самый мужчина, которого только что жрала глазами проклятая австриячка — обладательница ног от ушей и баскетбольного роста. Тот, что вчера без сил опустился под моей дверью и в отчаянии простонал — Катя… Что выхаживал меня и всегда так осторожно обнимал, будто сам боялся этого…

или себя. А в этом романсе попросил меня в свою очередь сделать маленький шажок навстречу. Он и до этого его просил — назвать по имени, только я не поняла. Думала, что речь идет просто…, а он просил так подтвердить шанс…

И что мне теперь делать? Просто подойти и сказать, что я готова дать ему этот шанс? Не вариант… после такого романса — точно не вариант. Но и бежать к нему в кружевном белье я тоже больше не буду. Георгий… сегодня он заслужил, чтобы называть его по имени, мне самой будет приятно это делать. А дальше посмотрим.

Глава 47

Квартира была небольшой — всего две жилые комнаты плюс кухня и санблок, но просторной и светлой. Весь интерьер был выполнен в стиле «лофт», в цветах преобладали краски старой Будвы — красно-коричневый, белый и зеленый. Мне очень понравилось, что квартира продавалась уже обставленная мебелью и со шторами, ковровым покрытием в спальне и полным набором сантехники.

— Маме бегать пока трудно, так что выбор на наш вкус, а она просто одобрит… или нет. У нее совести не хватит не одобрить — нормальная же хата, — переживал папа.

По этой квартире мы как будто сошлись во мнении. Я старательно отсняла ее на видео и нащелкала десятки фото, чтобы показать их потом. Папа договорился с продавцом о возможности немедленного заселения, если будущая хозяйка одобрит покупку. Все, кажется, было хорошо — здесь у нас преобладало единомыслие, но вот по другому вопросу…

Еще по дороге на смотрины он практически приказал мне держать язык за зубами и не дай мне Господи проговориться маме про план «Б».

— Папа, знаешь… — осторожно подбирала я слова, — она же не глупая. Я думаю, что если и не подозревает что-то… такое, то потом просто может надумать, как и я, дойти до этой самой Наденьки, нет? Все равно придется сказать ей, но не сейчас, конечно, а лет…

— А вот это — нет, Катерина! — взвился папа, — ты слова ей не скажешь до самой ее смерти… и после нее тоже — на всякий случай. Лет… сорок помолчи, пожалуйста… пятьдесят. Она втихаря может учудить все, что угодно. Вот просто возьмет и уйдет — и все! Молча! Я ее знаю. Так что — нет. Там вулкан, Катя, там кипит все под этой ее маской тихушницы. Если бы она не держала все в себе, а сказала, наорала, в конце концов, стукнула… А она заперла все в себе и травилась этим! Катя… если по этой твоей версии… Ох, Катюша! Если по твоей версии я так сильно виноват, то ты не переживай. Я теперь человек далеко не публичный, случаи наподобие вчерашнего исключим, но, Катя… Это глупо, пойми — такая ревность без серьезной причины. Я не могу отвечать за чужие взгляды и улыбки, это глупость! Капельку доверия, Катя. Чуть-чуть. Все, ладно… ей всегда нравился мягкий лофт. Поэтому будем смотреть только его.

— Я подарю вам его за ваши же деньги, — сказала я потерянно, обдумывая его слова, — официально и в торжественной обстановке. Но мама должна одобрить — только после этого. Тогда она будет чувствовать хоть какую-то причастность к выбору, все-таки ей тут жить.

— Договорились, — легко согласился папа, — только тогда мне нужна ответная услуга.

— За то, что я дарю вам квартиру? Да ладно! — улыбалась я.

— Именно. В лагере у меня осталось оружие. Так-то ничего особого — рядовой карабин, но и одна вещь, которую я люблю и не хотел бы потерять. Это «женская» двустволка «Беллер Блиц Сталь» двадцать шестого года — курковочка, птичка…