Знакомство (Лестница из терновника 1)
Шрифт:
Ты возвращаешь мне часть того, что нельзя вернуть, подумал Н-До в нестерпимом блаженстве и нестерпимой нежности. А, почему, почему, почему ты, Госпожа Пламени, сражалась не со мной? — но любовь была похожа на бой, и его раненая партнёрша не собиралась сдаваться.
Как в бою, Н-До слушал её дыхание, срывающееся на всхлипы, и видел глухую черноту зрачков, и думал о том, что боль сейчас убьёт её, думал, что её боль и его ужас убьют их обоих — но в какой-то момент всё вдруг изменилось.
Лью ахнула и замерла с сосредоточенно-напряженным лицом, будто пытаясь прислушаться к самой себе — расслышать, как внутри расцветает огненный цветок. Кажется, я победил, успел подумать Н-До…
Запись N73-06; Нги-Унг-Лян, Кши-На, поместье Эу-Рэ
Поначалу всё идет хорошо и весело.
Господа веселятся в саду, где накрыты столы и устроено нечто вроде маленькой, огороженной ленточками, эстрады для циркачей и танцоров. Сад роскошен; здешняя осень красно-желта с очевидным уклоном в разные оттенки пурпурного и фиолетового. Красные и голубые фонарики парят на ленточках над пестрым кустарником. Парадные костюмы местной знати так же ярки. Кафтаны мужчин напоминают пародию на фрак: длинные полы, иногда почти до икр, но спереди вырез, чтобы не лишать публику удовольствия любоваться штанами "в облипочку", с гульфиком, украшенным плетеными шнурами. Дамы в длинных платьях, широких поясах, обтягивающих бедра, и в нескольких пелеринках разного цвета — одна видна из-под другой, и сочетания оттенков самые утонченные. Чрезвычайно элегантная публика. Маленький Лью выглядит рядом с разряженными ровесниками серым мышонком, это его несколько огорчает — но он так рад видеть сына своего сюзерена, что забывает обо всём, когда его зовут с собой. Я отвожу наших лошадей к коновязи, привязываю им на шеи торбочки с "кукурузой", и тоже отправляюсь поглядеть на праздник.
Слуги Эу-Рэ делят остатки барских кушаний; я воздерживаюсь. Повседневная пища в этом мире, на земной взгляд, гораздо сноснее праздничных деликатесов. Жареные пиявки и тушеные причиндалы свиней моей любимой едой стать не успели.
Смотритель Эу-Рэ — Всегда-Господин. Забавная штука. Насколько я понимаю, это знак отличия важного чиновника, которого правитель хочет видеть на определенном посту подольше. Ему официально, высочайше запрещёны поединки; его жизнь и статус Мужчины так принципиальны, что ради них приходится наступать на горло собственному инстинктивному поведению. Выглядит Всегда-Господин не лучшим образом — похоже, спокойная жизнь ему на пользу не пошла. Где такой чин берет себе жену — не знаю; у здешнего хозяина кроме жены обнаружился выводок довольно-таки посредственных наложниц — но детей только двое, почти взрослый парень, тот самый Лян, обожаемый Лью, и пятилетний малыш. Мне это кажется странным: обычно здешние дамы рожают и рожают — многовато мальчиков погибает в поединках, это должно быть компенсировано. Пытаюсь расспрашивать, но видимо, это не слишком прилично: местная челядь не особенно откровенничает о женщинах своего Господина.
Зато мне сообщают, что сегодня у Господина гостят родители Официального Партнёра его старшего сына. Я вспоминаю, как Лью с горящими глазами описывал мне фехтовальную технику этого Ляна, и мне невольно делается грустно. Жизнь есть жизнь, всё закономерно, но Мцыри в ближайшее время будет очень худо.
Хотя, быть может, это и к лучшему, думаю я. Поревет и перестанет забивать себе голову блажью.
Я устраиваюсь на траве у ограды и смотрю на праздник. Мои земные коллеги должны хорошо это себе представить — развлечения достаточно необычны.
Танцы с ножами и мечами, равно как и жонглирование холодным оружием разной степени опасности, очевидно, воспринимаются, как выраженно эротическое действо. Эти танцы не бывают парными; видимо, на подсознательном уровне они изображают готовность танцора к поединку, а его партнёром волен себя представить каждый желающий. Начни танцевать с кем-нибудь — в драку перейдет: два танцора показывают не танец, а эстетизированный поединок под музыку. Наверное, поэтому женщины и не танцуют… или они не танцуют в приличных местах. Ловлю себя на мысли, что мне интересно устройство и образ жизни какого-нибудь местного "весёлого квартала". Любопытно, как выглядит стриптиз по-нги-унг-лянски? Здесь ведь закрывают тканью всё, что только возможно…
Дальше — больше. Ближе к вечеру воздух буквально пропитан эросом, комические сценки — и те имеют явственный подтекст, понятный даже мне. Через некоторое время молодежь — на взводе, их подогрела эта атмосфера жестокости и соблазна; земляне в таком состоянии тискаются по углам, жители Нги-Унг-Лян затевают драки. Глаза респектабельных господ загораются острым и жарким огоньком. Мелюзга дерется на палках, вернее, на тростнике, стеблях травы, изрядно напоминающей земной бамбук — аж треск стоит, но эти потасовки никого, кроме самих малышей, не занимают. Зато на интересных юношей, которые рубятся не только на палках, но и на боевых мечах, жадно смотрят, тискают эфесы, облизывают губы, часто дышат — обмениваются репликами, довольно неловко делая вид, что действо интересует лишь чисто технически. Взрослых тоже взвели эти танцы-шманцы. Делаются хорошие мины — но хочется видеть кровь; понятно же, что ран, серьёзнее случайной царапины, не будет — но всё равно ждут. Бой — обещание и намек; так земляне упоенно наблюдают за танцорами танго.
Сражаются до изнеможения. Потом пьют настойку на местных цветах, разбавленную кипяченой водой и напоминающую по вкусу холодный чай, слушают музыкантов, умываются, стирают кровь с царапин и слизывают её с пальцев. Молодежь взвинченно весела и демонстративно миролюбива — бойцы плетут венки из пожелтевших и ставших фиолетовыми листьев, мурлычут друг с другом, упиваясь воспоминаниями и перипетиями боя; им явно хорошо. Старшие снова едят, будто хотят заесть слишком сильные чувства, пьют вино и прикидываются равнодушными. У многих — прицеливающиеся взгляды.
Я давно потерял Лью из вида — он развлекается где-то со своей компанией. Я смотрю на приготовления к фейерверку и слушаю, как сказительница, уже не первой молодости, с ног до головы укутанная в тёмную ткань, вышитую золотыми трилистниками, поет, аккомпанируя себе на струнном инструменте с длинным грифом. У инструмента мягкий нежный тон, а голос певицы — глубокое сильное контральто.
"…В ночном бою у излучины рек они сошлись на последнюю битву,
Нэд-О, и с ним солдаты барона — и Эн-Кт с его отчаянной бандой —
Сравнившие следы на прибрежном песке, как сравнивают отпечатки ладоней.
А ветер нес удушливый запах воды, темноты и свежего мяса…" — я понятия не имею, о ком говорится в балладе, но, честное слово, сочетание прозрачных осенних сумерек и нервного страстного голоса сказительницы вызывает приступ настоящей жути.
Начинается фейерверк. Он изобретателен и великолепен. Аборигенам нравится огонь — закономерно при таком стиле жизни; огненные цветы в синем прозрачном небе, шутихи и фонтаны огня — всё это представляет собой завораживающее зрелище. Жонглеры заменяют отточенные лезвия горящими факелами. Лица гостей делаются одухотворенными. Я любуюсь вместе со всеми, чувствуя несколько детскую радость.
Игры с огнем подходят к концу, когда меня окликает незнакомый парнишка, по виду — постарше Лью, жесткий серьёзный блондин в кафтане цвета какао. На широком воротнике — в высшей степени причудливый орнамент.
— Это ты — Мужчина Ник?
Я встаю. Он зябко пожимается — явно нервничает. Очень интересно.
— Тебе надо пойти со мной, — спокойный приказ. Ничего себе…
— Я тебя не знаю…
Сдерживается, чтобы не вспылить. К нему нельзя обращаться в единственном числе — и он не желает, чтобы я задавал вопросы. Говорит подчёркнуто спокойно: