Знакомые страсти
Шрифт:
Все-таки хорошо иметь большую семью и много воспоминаний, думала Малышка. Все эти люди, о которых шла речь, были очень дальними родственниками и к тому же давно похороненными, не то плохо бы им пришлось от ее отца и его сестер.
— Тетя Анна не сходила с ума, — заявила Блодвен. — Это Милли.
— Мамина тетя Милли? — Флоренс коснулась своей камеи и задрала подбородок. — Да нет, Блодвен. Мама всегда говорила, что это было в отцовской семье.
— Ну так бы она и призналась, как же!
Шли часы, и от австралийского акцента Блодвен в конце концов не осталось и следа, во всяком случае последнюю фразу она произнесла как настоящая валлийка. Казалось даже, что изменилась ее внешность, размышляла Малышка, наблюдая за ней. Когда она в первый раз увидела свою тетю в аэропорту, та показалась ей настоящей иностранкой: привлекательной, крепкой, румяной дамой очень пожилого возраста. А теперь, глядя, как она сидит между Мартином и Флоренс, Малышка не могла не обнаружить семейного сходства. И не только физического — та же небольшая голова, маленький ястребиный нос, густые вьющиеся волосы, но также другого — как все они одинаково раздували ноздри и опускали уголки губ. Неужели и она самаделает так же? Недаром тетя Флоренс сказала (не подумав, конечно), что она похожа на тетю Блодвен! Малышка поглядела на отца. А что он скажет, как поведет себя, если она спросит Флоренс, что та сейчас думает об этом? У Малышки возникло острое, почти неодолимое желание задать опасный вопрос, хотя у нее во рту пересохло от страха…
Блодвен сказала:
— У мамы была такая привычка — за все плохое перекладывать ответственность на отца. Если что не так, мол, благодарите вашего отца, а я тут ни при чем.
И она весело рассмеялась — не понимая, как показалось Малышке, что запалила фитиль. Блодвен слишком долго прожила вдали от брата и сестры и, верно, забыла, как легко они взрываются! А ведь должна была бы помнить, что предоставила Флоренс ухаживать за матерью! Уехала с Гарри, сбежала— переложив весь груз на плечи сестры! Блодвен следовало бы догадаться, что, по мнению Флоренс, не ей делать подобные замечания. Наверно, Блодвен плевать на мнение Флоренс, подумала Малышка. Или ей надоели тишь и благодать и она решила доставить себе удовольствие. Малышке показалось, что она сама загорелась ожиданием лихой перепалки между сестрами, и посмотрела на отца. Он улыбался. Поймал взгляд дочери и хитро подмигнул ей.
— Удивляюсь тебе, Блодвен, — зловеще прошипела Флоренс, — неужели ты еще помнишь, какой была наша мама?
— Кто-нибудь хочет еще барашка? — спросила мафочка. — Тут много, а его куда приятнее есть, пока он горячий. Это не говядина, которая и холодная не хуже.
— Нет, спасибо, дорогая, — ответила Блодвен. — Все было очень вкусно. Очень! — Она повернулась к Флоренс и улыбнулась ей как будто без задней мысли. — Ты была спасением для мамы. Она написала мне в своем последнем письме, как благодарна тебе за твою доброту. «Она просто ангел, — это ее слова, — при злой старой ведьме!»
Флоренс шмыгнула носом. Она не улыбнулась в ответ и сказала всего лишь:
— Я исполнила мой долг.
Однако было очевидно, что опасность миновала.
С облегчением вздохнув, мафочка встала из-за стола. Вместе с Малышкой они убрали грязную посуду.
— Мне показалось, что будут громы и молнии, — сказала Малышка матери, когда они остались вдвоем в кухне.
— О, этого не избежать, — отозвалась мафочка. — Иначе и быть не может. Это ведь как мясо и виски для них. Надеюсь только, что начнут они, когда уедут из моего дома.
— Папуля говорил, будто тетя Блодвен большая язва. А мне так не показалось.
— Думаю, она решила выждать, — безмятежно отозвалась мафочка.
— А вдруг она изменилась? В конце концов, столько лет в Австралии. Может быть, Гарри повлиял на нее?
— Ш-ш-ш. Даже не произноси его имени. — Хилари Мадд приложила палец к губам, и вид у нее стал как у озорной девчонки. — Как ты не понимаешь? Из леопарда не сделать домашней кошки. Можно улыбаться и при этом держать камень за пазухой! Блодвен, конечно же, мила и очаровательна, но все это лишь для отвода глаз; как только бедняжка Флоренс сложит оружие, Блодвен воткнет в нее нож.
Малышка хихикнула.
— Ох, мафочка, это ужасно!
— Дорогая, мне ли не знать. Это жизнь. Вот явятся остальные — Бланш в четверг и Сэм в пятницу — и шерсть полетит клочьями. К счастью, квартира слишком мала, чтобы вместить всех, поэтому Бланш и Сэм будут жить в отеле за углом. Достань, пожалуйста, тарелки для пудинга. Они на верхней полке. Самые лучшие — краун-дерби! Наверно, они пыльные, мы нечасто ими пользуемся. Ничего, протрем быстренько и, как говорится, заколем упитанного тельца, если уж такое дело.
Малышка залезла на стремянку и одну за другой подала мафочке бесценные тарелки.
У нее было легко на душе, хотя во время обеда она со страхом думала: а что если мафочка знает про свою «лучшую подругу» и папулю и молчит, щадя его? Не может быть! Если бы мафочка знала, что ее дочь связана кровными узами с папулиным семейством, она бы ни за что не позволила себе говорить о них в таком насмешливом тоне…
— Я приготовила «плавучие острова», — сказала мафочка. — Пэнси больше всего любит этот пудинг.
И Малышка мгновенно поняла, что счастье мафочки такое же хрупкое, как тарелки у нее в руках. Ее мысленному взору явилось лицо Пэнси, которая улыбалась в точности как Блодвен, опуская вниз уголки губ и раздувая ноздри.
— Что с тобой? — Мафочка взяла последнюю тарелку и с тревогой посмотрела на дочь. — Ты побледнела.
И она протянула руку, чтобы помочь Малышке слезть.
— Да? Извини, — улыбнулась Малышка.
— У тебя месячные?
— Нет. Просто закружилась голова. Уже прошло. Не знаю, что это было. Как глупо!
Правильно, глупо,сказала она себе. У Блодвен и Пэнси нет очевидного сходства. Только чувствуя себя виноватой, можно вообразить такое.
— Сама ищешь неприятности на свою голову, — обычно говорит мафочка в таких случаях.
Ну в чем ее вина? Разве лишь в том, что знание — тоже вина.
— Так-то лучше, — проговорила мафочка. — Ты немного порозовела, дорогая. Ничего, бывает. Когда я была в твоем возрасте, со мной тоже такое бывало.
Пэнси писала: