Знаменитые авантюристы XVIII века
Шрифт:
Казанове кажется, что он взял с тремя друзьями самый верный, правильный, разумный и естественный тон. Так и следовало держаться с этими людьми, принимая во внимание весь склад их характеров, ума и развития.
Вся Венеция узнала о необычайной дружбе театрального скрипача с тремя почтеннейшими секаторами. Их все знали за людей скромных, высоконравственных, ученых, мудрых; его — за человека, формуляр которого громко говорил о легкомыслии и дебоширстве. И вдруг эта близость между столь противоположными натурами! Никто ничего не понимал, и все только ахали от изумления.
К началу лета Брагадин совсем оправился и начал посещать заседания сената. Накануне своего первого
— Кто бы ты ни был — я обязан тебе жизнью. Твои прежние покровители хотели сделать из тебя духовного, врача, адвоката, солдата и, наконец, скрипача; это были глупцы, которые не сумели тебя понять. Сам Бог повелел ангелу своему привести тебя ко мне и сдать мне в руки. Я узнал и оценил тебя. Если хочешь быть моим сыном, тебе стоит только признать меня своим отцом. Я приму тебя в свой дом и буду тебя считать сыном до самой смерти. Комната для тебя готова, переезжай в нее; у тебя будет прислуга, будет своя гондола. Ты будешь пользоваться у меня столом и получать от меня по десяти цехинов в месяц. В твои годы я сам не получал столько от моего отца. Тебе нечего заботиться о будущем. Живи, развлекайся; спрашивай моего совета во всех делах и будь уверен, что всегда найдешь во мне преданного друга.
Конечно, наш герой не мог отказаться от такого предложения. Он пал к ногам благодетеля и горячо благодарил его.
Глава V
Уроки житейской мудрости, преподанные Казанове его приемным отцом. — История с Ринальди и Лабади. — Приключение с молодою графинею.
Итак, Казанова водворился в доме своего приемного отца.
Фортуна дала ему новый урок, и урок скверный. Он попал в новую полосу благополучия, но по слепому случаю; если чем он и был тут обязан самому себе, то должен был внутренне сознаться, что для достижения благополучия им были пущены в дело такие таланты и качества, которые отнюдь не согласуются с требованиями строгой морали. Значит, сама жизнь учила молодого человека не стесняться обстоятельствами и гнуть их в свою пользу безо всякой церемонии.
Свой тогдашний образ жизни Казанова прекрасно характеризует в немногих словах.
«Я был не беден, — говорит он, — одарен приятною и внушительною внешностью, отчаянный игрок, расточитель, краснобай и забияка, не трус, ярый ухаживатель за женщинами, ловкий устранитель соперников, веселый компаньон, но только в такой компании, которая меня развлекала. Само собою разумеется, что я наживал себе врагов и ненавистников на каждом шагу; но я отлично умел постоять за себя и потому думал, что могу позволять себе все, что мне угодно».
Такое поведение (он это понимал) не могло нравиться его приемному отцу и друзьям. Но трое старичков были околдованы кабалистическими дарами Казановы и молча терпели его дебоширство. Добряк Брагадин ограничился тем, что как-то раз высказал Казанове, что его образ жизни напоминает ему, Брагадину, его собственную молодость. Умудренный опытом старик предупреждал своего названого сынка, что, срывая те же цветы удовольствия, что и Брагадин в юности, он должен быть готов и к такой же расплате за них в старости. Но беспечный юноша отшучивался от мудрых советов старика. Однако Брагадин сумел преподать ему пару добрых уроков житейской мудрости.
Казанова познакомился с богатым польским шляхтичем Завойским, застрявшим в Венеции по безденежью; он был молод, хорош собою, образован, ловок и жил в свое удовольствие, занимая деньги направо и налево, в ожидании присылки их из Польши. Завойский познакомил Казанову с графом Ринальди, у которого была красавица жена и велась ожесточенная игра. Наш герой сразу увлекся обоими этими угодьями, т. е. стал ухаживать за графиней и играть. Сначала он выигрывал и в том и в другом направлении, а потом, продолжая выигрывать на амурном поле, в то же время терпел урон на зеленом. В один прекрасный день он продул Ринальди пятьсот цехинов. Таких денег у него не было; он задолжал и по существующим в игре правилам чести обязан был уплатить долг на другой день. Но где добыть денег? Просить у Брагадина — совесть препятствует, а другого источника не придумаешь. Казанова стал до того мрачен, что Брагадин заметил это, приступил к нему с расспросами и, конечно, добился признания. Старик успокоил его, сказал, что долг будет уплачен, но только с одним условием, чтобы Казанова дал ему клятву никогда впредь не играть на честное слово, а исключительно на наличные деньги. Казанова дал клятву с полной искренностью и успокоился. Вечером того же дня он получил от Ринальди записку и сверток золота. В записке Ринальди извещал его, что он не считает за ним никакого долга, что игра велась в шутку и что он спешит возвратить ему все проигранные наличные деньги.
Нет сомнения, что Брагадин пустил в ход свое сенаторское влияние и припугнул графа Ринальди, хотя Казанова и не объясняет, как именно произошло это волшебное погашение долга чести. «Я угадал все», — говорит он глухо и лаконически.
— Смотри же, — поучал его названый отец, — помни этот случай. В следующий раз, как проиграешь на слово, не плати долга.
— Да ведь я буду опозорен!
— Нужды нет! Чем больше будешь опозорен, тем целее будут твои деньги. Ведь рано или поздно, играя на слово, ты кончишь тем, что будешь поставлен в полную невозможность уплатить долг; значит, бесчестья ни за что не избегнешь.
И тут умудренный опытом старец преподал ему на будущее время правила игры: никогда не вистовать, а самому держать банк, бросать игру тотчас, как только она изменяется в невыгодную сторону, и т. д.
Через некоторое время Казанова получил новый урок от названого отца. Он познакомился с французским выходцем Лабади, который в то время хлопотал о получении какого-то местечка по интендантской части. Казанова принял в нем участие и уговорил Брагадина помочь Лабади получить желаемое место. Старик обещал. А как раз в это время Казанове опять понадобились деньги, сотня цехинов. Сумма была невелика, и он обратился к Брагадину.
— Но отчего же ты не попросишь этих денег у своего протеже, Лабади? — спросил его Брагадин.
— Мне неловко, я никогда бы не решился на это!
— А ты решись! Я уверен, что он тебе не откажет.
— Сомневаюсь, а впрочем, попробую.
Казанова попробовал и получил деликатный отказ. Донельзя смущенный, он побежал к Брагадину и пожаловался на свою неудачу. Старик только расхохотался в ответ и сказал, что этот француз сущий дурак.
Как раз в это время ходатайство Лабади рассматривалось в сенате. Казанова был уверен, что дело устроилось как нельзя лучше, и на другой день объявил своему отцу, что пойдет поздравить Лабади.
— Не хлопочи напрасно, мой друг, — сказал ему старик, — сенат отказал твоему протеже.
— Как так? Ведь три дня тому назад дело было почти уже решено в его пользу?
— Да, но во время прений я высказался против его назначения, и ему отказали. Я и сам раньше был за него, но случай с тобою показал мне, что этот человек не обладает подходящими качествами для исправления должности, которой просит. Посуди сам, если бы он был умный человек, разве он решился бы отказать тебе в такой пустой просьбе?