Знаменитые авантюристы XVIII века
Шрифт:
До беглецов со всех сторон доносились крики крестьян, поднятых тревогою. Видно было, что беглецов хотят окружить целою цепью, через которую им нельзя было бы прорваться. Тренк вновь взвалил Шелля на плечи и смело вошел в воду реки, покрытую толстым льдом. Он брел сквозь этот лед, ломая его, пока мог идти вброд. Но посреди реки встретил глубокое место, надо было плыть. Шелль не умел плавать, и Тренк перетащил его, велев ему держаться за его волосы. К счастью, глубокое место шло всего сажени на две и скоро беглецы были на том берегу. Их тотчас охватил леденящий мороз; о сухой одежде нечего было пока еще и мечтать. Тренк, влекший на себе товарища, все же хоть согревался от ходьбы, но несчастный Шелль страшно страдал от мороза.
Но несмотря на все мученья от мороза, наши беглецы в значительной мере успокоились по переходе через реку, потому что никому в голову не пришло, чтобы они рискнули на такой переход в конце декабря, сквозь сплошной лед, и пустились по дороге в Силезию. Тренк некоторое время брел вдоль реки, а потом, руководясь указаниями Шелля, который знал эти места, он дошел до ближайшей деревни, нашел
Они были страшно утомлены и голодны. Перенести еще один такой же день они были бы уже решительно не в силах. Но все же оставалось пока только одно — идти вперед. Они пошли и через полчаса дошли до какой-то деревни. Они рассмотрели с высоты два отдельно стоящих дома; к ним они и направились. Шелль, так как он бежал прямо с дежурства, был в служебной форме и, следовательно, его внешность должна была действовать внушительно на крестьян, придавая ему вид начальства. Правда, у начальства была потеряна шляпа, но они надеялись это как-нибудь объяснить. Они, впрочем, придумали историю, которую надлежало рассказать. Тренк порезал себе палец, весь обмазался кровью и устроил себе перевязку; он имел вид раненого. Подойдя к домам, они остановились, и Шелль связал Тренка, но, конечно, так, чтобы тот, в случае надобности, мог сам мгновенно освободиться от уз. Тренк шел впереди, Шелль сзади и кричал по все горло, призывая на помощь. Скоро на крики появились два крестьянина; Шелль крикнул им, чтобы они тотчас бежали в деревню и передали старшине, чтобы тот запряг лошадь в телегу. «Я арестовал вот этого негодяя, — объяснил он, указывая на Тренка, — он убил мою лошадь, и я, падая, вывихнул ногу, но, как видите, мне удалось его пристукнуть и связать. Живо привезите сюда телегу; мне хочется его отвезти в город, чтобы успеть его повесить, прежде чем он околеет». Тренк держал себя, как тяжело раненый, который в самом деле, того и гляди, свалится и испустит дух. Подошли еще крестьяне, пожалели Шелля, дали ему хлеба и молока. И вдруг, к ужасу беглецов, один старик, всмотревшись в Шелля, узнал его и назвал по имени. Дело в том, что еще накануне по всем окрестным деревням было дано знать о бегстве двух людей из крепости и сообщены точные их приметы. По этим приметам старик тотчас и признал беглецов; кроме того, он хорошо знал Шелля в лицо, потому что под его начальством служил сын старика, солдат. Положение беглецов было в высшей степени критическое. Надо было принять какое-нибудь быстрое решение. Тренк живо перешепнулся с Шеллем и, оставив его занимать старика, сам побежал в конюшню, чтобы захватить там одну, а коли найдется, то и двух лошадей. К счастью, старик оказался добрым человеком, не пожелавшим губить беглецов; он сам же подробно рассказал Шеллю, куда им надо ехать, чтобы как можно скорее перебраться через границу. Оказалось, что они отошли всего лишь 10 верст от Глаца и проблуждали зря, не зная дороги, сделав около тридцати верст бесполезных зигзагов.
Между тем Тренк нашел в конюшне трех лошадей, взнуздал двух из них и вывел. Старик-крестьянин начал умолять не трогать его коней. Он, видимо, не хотел употреблять против них открытой силы, а они были так разбиты и обессилены, что их можно было обоих сразу свалить с ног одним ударом первых попавшихся под руку вил. Конечно, беглецы остались неумолимы, вскочили на коней и помчались по указанной стариком дороге. Лошадь Тренка сначала было уперлась и не пошла, но он был очень опытный наездник и живо справится с нею. В сущности им бы, конечно, несдобровать в этой встрече с крестьянами, да на их счастье дело случилось в первый день Рождества и почти все деревенское население было в церкви.
Они помчались во весь опор на неоседланных лошадях. Им надо было проехать через ближний городок Вуншельбург. Но они не могли об этом и думать; там их непременно арестовали бы. Оба были без шляп, ехали на неоседланных конях, и вдобавок Шелля знал в лицо чуть не весь город! К счастью, Шелль припомнил обходный путь. Подскакав почти уже к самой границе, они вдруг лицом к лицу встретились с поручиком Церботом, посланным за ними в погоню. К счастью, поручик был один, его солдаты остались в стороне, а сам он был надежным другом.
— Скачите влево, — успел он крикнуть Тренку и Шеллю, — направо наши гусары! — и тотчас умчался в сторону, сделав вид, что не видал беглецов. Через несколько минут они были уже в богемском городке Браунау, вне всякой опасности.
Глава III
Приключения Тренка после бегства из Плаца, его служба в России. — Хлопоты о наследстве в Вене. — Поездка в Данциг, арест, заточение в Магдебурге. — Первая неудачная попытка бежать через пролом стены в соседнюю камеру. — Тренка заточают в подземную камеру и заковывают всего в цепи. — Тренк едва не умирает от расстройства желудка.
Так кончилось первое, сравнительно непродолжительное тюремное заключение Тренка. Но его приключения далеко не прекратились в Браунау. Он очутился за границею без денег; мстительный Фридрих расставлял ему западни на каждом шагу, он ступить не мог без того, чтобы не наткнуться на прусских
После продолжительных скитаний и увертываний от рук подосланных убийц Тренк добрался, наконец, до Эльбинга, бывшего тогда польским городом. Здесь он мог, наконец, вздохнуть свободно, выждать денег. Скоро деньги были получены от матери и от принцессы Амалии. Он отправился в Вену, в расчете поступить на службу. Но в Вене его поджидал еще более лютый враг, нежели Фридрих, — двоюродный братец Франц, знаменитый предводитель (чтоб не сказать атаман) пандуров. В это время между братьями или между их семьями возникли какие-то споры об общем имуществе, и Франц заблагорассудил отделаться от неприятного сонаследника, отправив его на тот свет. Он подослал к Тренку своих молодцов-пандуров, и несчастному нашему герою пришлось быть вечно настороже и то и дело схватываться с этими головорезами; только его дюжая сила да уменье с бесподобною ловкостью владеть оружием и спасли его от неминуемой смерти. Наскучив этою вечною войною, он выбрался из Австрии и отправился было в Голландию, в расчете получить место где-нибудь в отдаленной голландской провинции; но потом раздумал и двинулся к нам в Россию. Здесь ему улыбнулось счастье. Он был принят на службу в драгунский полк. Он мог в то время превосходно устроиться в России, но ему не был в книге судьбы назначен покой. Самая его богатырская и в высшей степени привлекательная внешность отнимала у него всякую возможность оставаться в покое. Едва успел он сколько-нибудь обезопасить себя от прусских когтей, которые непрестанно тянулись за ним, как за желанной добычею, а ему уже грозили новые ковы со стороны женщин; должно быть, уж таков был молодец, что нельзя было равнодушно смотреть на него, да и сам он обладал сердцем не каменным. Начался у него целый ряд интриг в столичном обществе, и обстоятельства сложились так, что в 1749 году ему пришлось покинуть тепло приютившую его Россию.
А в это время как раз скончался его свирепый двоюродный брат Франц; наш герой должен был получить после него изрядное наследство, потому что главарь пандуров в течение своей бурной жизни не сидел сложа руки и успел кое-что прикопить. Он отправился через Швецию, где посетил королеву Ульрику, сестру принцессы Амалии; здесь ему был оказан самый радушный прием. Но ему надо было спешить в Вену за наследством; он попал сюда в 1750 году. Прежде всего ему пришлось проститься со своим лютеранством и перейти в католическую веру, иначе не было никакой надежды овладеть наследством Франца. Но и после того ему пришлось немало повозиться; он вел сразу более 60 процессов с разными претендентами на это наследство, и в конце концов на его долю из колоссального богатства, награбленного покойным братцем, досталось всего лишь 60 тысяч флоринов. В Вене он поступил на службу и, вероятно, остался бы там навсегда, если бы в это время не умерла его мать, жившая в Данциге. Являться в Данциг, коренной прусский город, было для него до безумия рискованно; но не знавший страха богатырь и не подумал об опасности, смело явился в Данциг, быть может, рассчитывая, со странным легкомыслием, что о нем уже успели забыть. Но о нем, увы, хорошо помнили, и как только он появился в Данциге, его немедленно схватили по повелению короля и заточили на этот раз в Магдебургские казематы.
Тренк высидел в этой ужасной тюрьме почти десять лет и все эти десять лет провел в непрерывных попытках к бегству. Освободиться из тюрьмы — какая мечта может быть естественнее у заключенного? Но большинство только мечтает о свободе, часто даже и не думая о бегстве. Тренк же был, так сказать, урожденный беглец из тюрем. Тюремные заключения Тренка по своей продолжительности и драматизму далеко оставляют за собою приключения Казановы в венецианской свинчатке.
В Магдебурге Тренка посадили в камеру, имевшую десять футов в длину и шесть в ширину. Тройная дверь отделяла камеру от коридора; наружная дверь была проделана в стене в сажень толщиною. В камере было окошко, пробитое таким образом, что узнику не было видно ни земли, ни неба, а виднелся только клочок какой-то крыши. Окно было заделано железною решеткою снаружи и изнутри; между этими двумя решетками в отверстиях окна была еще внутренняя решетка в канале окна, состоявшая из такого частого переплета железных полос, что через нее трудно было бы видеть что-нибудь. Внизу, вокруг тюрьмы, шел частокол. Кровать была так установлена и прикована к полу, чтобы узник вовсе не мог подходить к окну. Видно было, что о Тренке получены особые инструкции. Его сразу посадили на хлеб и на воду. Хлеб давали такой скверный, что он, несмотря на мучивший его непрерывно голод, мог съедать только половину даваемой ему порции, т. е. около полуфунта. Надо полагать, что этим усиленным постом имелось в виду сломить богатырские силы Тренка, чтобы он был не так опасен в своих попытках к бегству, которых от него ожидали. На этом сухоядении узника выдержали почти целый год и действительно довели его до полного истощения и отчаяния. Он молил своих палачей о милосердии, но ему сухо отвечали, что таков приказ короля и что они больше ничего не могут дать ему.