Знаменитые куртизанки древности. Аспазия. Клеопатра. Феодора
Шрифт:
Поход против Самоса был необходим и справедлив. Афины, извлекавшие значительные доходы от городов, подписавших договор Аристида, должны были держать своих данников в повиновении. Если бы восстание Самоса осталось безнаказанным, то произошло бы возмущение других городов. Эта война упрочила славу и могущество Афин, притом она ничего не стоила казне, вследствие громадной контрибуции, заплаченной самосцами. Но не мало граждан пало под стенами Самоса, и не скоро иссякли слезы несчастных матерей. В народе говорили, что этой войны не было бы, если Перикл не послушался внушений Аспазии и не настоял на ней. Так как Аспазия происходила из Милета, то ходил слух, будто Перикл действовал, только следуя советам своей любовницы, хлопотавшей при этом в интересах своего родного города и в то же время желавшей дать знать о своем могуществе в Афинах. Прошло несколько лет, и наступил день, когда оскорбления комической сцены, клеветы Агоры и запальчивые требования трибуны уже казались недостаточными для врагов Перикла. Они задумали начать против него процесс, нападая на его государственную деятельность. Но великий государственный человек пользовался еще большою популярностью! Вследствие неявки Перикла на суд, недовольные вздумали чернить его лучших друзей. Для зачинщиков оппозиции это было удобным способом испытать свои силы и в то же время лишить уважения Перикла; это был первый толчок, данный его репутации в глазах народа. Начали с того, что предали остракизму старого Дамона, бывшего учителя Перикла, остававшегося другом последнего. Говорили, что под видом уроков музыки он преподавал политику. Слышали, будто он неоднократно высказывал мнение, что лучший образ правления есть тирания в руках просвещенного человека. Дамон был предан изгнанию. Вскоре после того (в последних месяцах 433 и в первых 432 года) противники Перикла, ободренные этим первым успехом, условились, чтобы в то же время Фидий, Анаксагор и Аспазия были привлечены перед судом гелиастов. Фидиаса обвинили в расхищении. Подкупленный несколькими врагами Перикла, один из учеников знаменитого скульптора предстал челобитчиком пред престолом Агоры. Этот человек, по имени Менон, просил обеспечить его относительно последствий процесса, который он затеял против Фидия.
Когда, наконец, народ выдал Менону желаемую льготу, то злодей обвинил своего учителя в том, будто он похитил часть золота, выданного ему казначеями богини для того, чтобы употребить его для статуи афинской хризелефантины. Фидиасу было, однако, не трудно оправдаться перед дикастерионом, так как одежды богини были им сделаны таким образом, что можно было снять все золото, не разрушая самой мраморной статуи, и взвесить его. Эта мысль была подана скульптору Периклом, который не доверял, вероятно, подозрительному характеру афинян; а быть может, он желал также, чтобы эта масса золота (сорок талантов золота, более двух миллионов франков) могла в затруднительном случае послужить на расходы войны. Фидий был оправдан. Но нетерпеливые враги начали против него новый процесс по поводу двух других обвинений. Он сделал свой портрет на ограде Афин: это признали святотатством. Он принимал Перикла в своей мастерской в то время, когда там находились женщины, натурщицы и посетительницы: это признали. Во время разбирательства этого второго процесса, Фидий, больной и убитый горем, скончался в тюрьме.
Анаксагор был предан суду за беззаконие . До этой эпохи трибуналы, казалось, имели дело с обыкновенным святотатством, как то: публичное оскорбление богов, профанация храмов и божественных картин, скандалы во время празднеств, осквернение святынь, глумление над обрядами (религиозными).
Но число философов и софистов в Афинах увеличилось, и оратор Диофит предложил поэтому предписать закон, по которому в святотатстве обвиняли тех, которые не верили национальным богам и занимались наблюдениями небесных явлений. Этот закон инквизиторского характера клеймил всех мыслителей; но он был принципиально направлен против друзей Перикла, а значит, и против него самого. Надеялись возбудить против него подобный же процесс, когда его приближенные уже будут осуждены по закону. Анаксагор открыто учил, что солнце есть огненная масса, луна – обитаемая планета, гром происходит от столкновения облаков и другим подобным же беззакониям. Анаксагор скрылся от суда. По совету Перикла, который опасался, что другу его вынесут смертный приговор, он поспешно покинул Афины. Гелия осудила его заочно.
Аспазию, как и Анаксагора, обвинили в беззаконии: ея взгляды противоречили верованиям страны. Подобно Фидию ее обвинили в потворстве разврату: говорили, будто она собирала у себя куртизанок и замужних женщин и препровождала их в распоряжение Перикла.
Какие доказательства имел поэт Гермипп, возбудивший процесс против Аспазии, в пользу ее виновности? Первым долгом он ссылался на свидетельства одного раба, слышавшего, будто Аспазия спорила и шутила по поводу некоторых религиозных преданий; без сомнения, он не забыл указать и на то, что Аспазия, будучи в дружеских отношениях с философами, обязательно должна была разделять их воззрения. Во-вторых, Гермипп воспользовался, вероятно, преувеличиванием и пересудами Агоры. Эта клевета – мы думаем, что это была именно клевета – все же казалась весьма правдоподобной. Афиняне больше не позволяли своим законным женам посещать гетер: принимая у себя жен граждан, Аспазия подверглась тяжелым подозрениям. Как бы то ни было, а Аспазия находилась в большой опасности. За каждый из двух проступков, в которых ее обвиняли и которые, по афинским законам, признавались преступлениями, она подлежала смертной казни. Аспазия могла спастись бегством, не ожидая судебного приговора. Нет сомнения, что Перикл слишком искренно любил свою любовницу, чтобы забыть предложить ей последовать примеру Анаксагора. Но Аспазия понимала, что покинуть Афины и быть судимою заочно по неявке, это значило вызвать приговор наверняка, это значило расстаться с Периклом. И в это-то время несчастный Перикл больше всего нуждался в утешении Аспазии.
Он чувствовал, что общественное мнение было против него, у него отняли лучших друзей, наконец, ожесточенные враги его собирались затеять против него процесс, в котором его обвиняли в расхищении государственной казны, взяточничестве и несправедливости. Аспазия держала себя мужественно перед судьями (дикастами). Можно было предположить, что Перикл возьмется давать за нее показания, так как, по закону, женщина не имела права сама защищаться на суде. Во всяком случае, Перикл вмешался в судебное разбирательство и упрашивал судей, не стыдясь показывать своих слез. Суд оправдал Аспазию.
Влиянию Аспазии приписывали войну с Самосом; ему же надо приписать и Пелопонесскую войну. В 432 году Перикл, под предлогом важных убытков, заставил вотировать декрет, по которому мегарийцы предавались изгнанию из половины Греции.
Рынки – Афин и подданных городов для них должны были быть закрыты; всякий мегариец, застигнутый на территории Аттики, подвергался смертной казни; полководцы, вступая в свою должность, должны были давать клятву в том, что два раза в год будут идти разорять Мегариду. Этот декрет имел самые тяжелые последствия, так как, если строго говоря, он не был причиною, то, во всяком случае, – поводом к Пелопонесской войне. Действительно, вот что рассказывали враги Перикла: "Мегарийцы пришли для того, чтобы похитить двух куртизанок, которых Аспазия держит в своем доме. Аспазия прогневалась, Перикл Олимпийский мечет молнии, и война загорелась!!"
Кроме того, что этот анекдот сам по себе кажется неправдоподобным, такие важне происшествия не могли произойти от таких пустых причин. Без сомнения, единственные жалобы, возведенные на мегарийцев, и состояли в том, что они принимали беглых рабов и что они присвоили территорию, принадлежащую великим богиням Элевзиса.
Эти причины не могли мотивировать строгости декрета; но это были только одни поводы. В течении многих лет уже подготовлялась беспощадная, фатальная война между Афинами и Спартой. Мир, заключенный с Корсирией, в 433 году, раздражал коринфян и беспокоил Спарту. Чтобы отомстить за поддержку, оказанную корсириянам, коринфяне возмутили Потидею, город, подданный Афинам. В отместку за это афиняне послали декрет против мегарийцев, верных союзников Коринфа.
Эти важные события наступили почти тотчас после трех процессов Фидия, Анаксагора и Аспазии и в тот момент, когда против Перикла самого был возбужден процесс по сдаче отчетов. Совпадение, бывшее в самом деле злосчастным, не могло остаться незамеченным. Таким образом, у народа образовалось другое подозрение, будто Перикл вызвал враждебные действия, чтобы поддержать свою власть, становясь необходимым. По всей вероятности, однако, между этими процессами и декретом против мегарийцев было скорее случайное совпадение, чем какое-либо соотношение. Тем не менее, существует сомнение, и его можно принять, что с одной стороны затруднительное положение, в котором находился Перикл, с другой стороны, чувство вполне извинительное, хотя и эгоистическое, повлияли на его поведение. Периклу было уже шестьдесят пять лет, и война казалась ему неизбежной рано или поздно: не было ли бы для афинян лучше, чтобы она наступила еще при его жизни? Великие люди, естественно, склонны отождествлять свои личные интересы с интересами общественными.
Война началась. Сначала успех находился на стороне афинян. Они осадили Потидею, заняли Эгину и Платею, взяли Празию у лакедемонян, отбросили пелопонесский флот из вод Кефалонии, захватили Мегариду, опустошили берега Арголиды, Лаконии и Мессении, но эти успехи на окраинах не вознаградили бедствий, которые разразились над Афинами. Два раза лакадемоняне вступали в Аттику, принуждая жителей искать защиты за стенами столицы. Их жилища, земли, их серебряные рудники были оставлены на разорение неприятеля, сами же жители кочевали по площадям, вокруг храмов, между длинными стенами. Внезапно, в этом скученном на небольшом пространстве и уже ослабленном болезнями населении, разразилась чума с неслыханной силой. Масса народа умерла при этом. Ни сожжения трупов, ни погребения не было достаточно: улицы были загромождены трупами.
Эта страшная эпидемия, наводнение Аттики пелопонессцами, опустошения, ими производимые, все эти бедствия, соединенные с перспективой продолжительной войны, возбудили общее негодование против Перикла. Этим пользовались его политические враги. Процесс по сдаче отчетов, который был возбужден против него несколько времени ранее, во время процесса Аспазии, и приостановлен по случаю начала войны, в 430 году был возобновлен демагогом Клеоном. Перикл должен был предстать пред дикастами. Признанный виновным, он был приговорен к штрафу в восемьдесят талантов и отставлен от своей должности полководца, в которую его выбирали ежегодно в течении уже тридцати лет (для славы Афин).