Знаменитые куртизанки древности. Аспазия. Клеопатра. Феодора
Шрифт:
Тяжелый удар постиг Перикла: не только в его политической, но и в частной жизни он был не менее чувствительным. В течение нескольких дней умерло от чумы несколько его друзей, сестра и его родные сыновья, Ксантипп и Парил. Когда Перикл, перенесший все эти испытания с твердостью, возложил погребальный венок на голову Парила, он не мог более совладать с своим горем. Разражаясь рыданиями, с лицом, мокрым от слез, он упал, уничтоженный, около трупа своего последнего сына.
Однако один лишь год спустя после его изгнания афиняне, отличавшиеся своею необычайною изменчивостью в решениях, вернули Периклу его прежнюю власть. Они сделали даже более; они ему вернули сына, обходя этим закон о незаконнорожденных детях; сына этого Перикл имел от Аспазии. Он мог его признать и его могли записать, как афинянина, на общественных записях. Этот сын, носивший имя Перикла, в 406 году был назначен полководцем. Будучи победителем лакедемонян во время сражения при Аргинусе, он разделил участь пяти других полководцев, командовавших вместе с ним во время Эолидского похода. Афиняне чествовали их
Если верить философу Эсхину, Аспазия сделалась тогда содержанкой богатого купца, скотника на имени Лизикл, который благодаря ей, будучи простым мужиком, сумел занять место среди первых деятелей республики.
Фукидид и Аристофан действительно приводят какого-то Лизикла, продавца баранов, выбранного в 428 году полководцем; он был убит неприятелем в конце того же года, значит, через восемнадцать месяцев по смерти Перикла. Итак, Аспазия очень скоро забыла человека, бывшего ей мужем, и, с другой стороны, ей нужно было очень мало времени для того, чтобы доверщить политическое образование Лизикла! Но так как эта связь ее с Лизиклом представляется крайне сомнительной, то можно не верить в нее и думать, что Аспазия осталась верной памяти великого афинянина.
Таким образом, Аспазия не имеет, собственно говоря, истории; но про нее существует легенда, и эта легенда ее ставит выше, чем могла поставить ее история. Последователи Сократа сделали из Аспазии личность идеальную. В памяти людей она остается музою века Перикла.
II. Клеопатра
Просуществовав сорок или пятьдесят веков, Египет умирал на глазах у римского народа. Греческая династия, давшая стране новую силу и блеск возрождения, была истощена развратом, преступлениями и междоусобными войнами. Она держалась только милостью Рима, покупая высокой ценой его покровительство. Освобожденные почти от всякого рода военной службы, благодаря эллинским и галльским наемникам, египтяне совершенно потеряли привычку владеть оружием. Они испытали столько нашествий и вынесли столько иностранных владычеств, что отечество у них сосредоточилось только в религии и предках. Эти народы, рожденные рабами и привыкшие ко всякому деспотизму – управлялись ли они греческим царем, или римским проконсулом – не отдали бы за это ни одним колосом ржи меньше и не получили бы ни одним ударом палки больше. Слава Египта была помрачена, и могущество пало. У него оставалось только его удивительное богатство, развившееся благодаря земледелию, промышленности и торговле. Египет снабжал хлебом Грецию и Малую Азию; хлеб хранился в неисчерпаемых амбарах, куда поступал из Средиземноморского бассейна. Но плодородная долина Нила, – «такая плодородная, говорит Геродот, что ее нет надобности вспахивать плугом», давала не один хлеб. Другими источниками богатства были ячмень, кукуруза, лен, пенька, индиго, папирус, лавзония [Аравийский кустарник – ред.], которой женщины красили себе ногти, клевер, служивший пищей громадным стадам волов и баранов; далее, луковицы и репа, которыя рабочие, участвовавшие в постройке громадных пирамид Хеопса, съедали на восемь миллионов драхм; изюм, финики, фиги и роскошные плоды лотосового дерева, «из-за которых, по словам Гомера, можно было забыть родину». Туземная промышленность производила бумагу, деревянную, мраморную и металлическую мебель, оружие, рогожу, плетенки, ковры, ткани, полотна и шелк, вышитые и разрисованные материи, глазированный фаянс, стеклянную посуду, бронзовые и алебастровые чаши, эмали, золотые вещи, уборы из драгоценных камней. По ту сторону Мыса Аромата тянулись конторы александрийских купцов; караваны пересекали Аравию и Ливийскую пустыню, и бесчисленное количество кораблей ходило от Геркулесовых столбов до устья Инда. Благодаря этой обширной торговле, Александрия представляла собой житницу трех материков. При Птолемее XI, отце Клеопатры, налоги и пошлины на предметы ввоза и вывоза приносили государственному казначейству ежегодно двенадцать тысяч пятьсот талантов (шестьдесят восемь миллионов франков).
Столица Птолемеев, Александрия, заставила Ахилла Taция воскликнуть: "Мы побеждены, мои глаза". Но этот город поражал иностранца не столько большим числом великолепных памятников, сколько своим симметрическим расположением и строгим порядком. Две большие аллеи, пересекавшиеся под прямым углом и окаймленные мраморными колоннадами, перерезали Александрию. Продольная аллея, длиной более тридцати стадий (четыре тысячи восемьсот метров) и шириной в тридцать пять метров, направлялась с запада на восток; она начиналась от Некропольских ворот и тянулась до ворот Канобикских. Поперечная аллея, длиною в семьдесят стадий, направлялась с юга к Большому порту (гавани). Все другие аллеи и улицы, окаймленные тротуарами и вымощенные большими каменными глыбами, были также взаимно перпендикулярны и сообщались с двумя главными. Это правильное расположение, этот грандиозный вид, эти бесконечные перспективы придавали Александрии единственный в своем роде характер. Казалось, что, в противоположность другим городам, образовавшимся понемногу, разраставшимся постепенно и непрерывно, Александрия была создана одним ударом по определенному плану. И в самом деле, этот город возник, так сказать, из песков, по воле Александра. Он закончил план города, он придал городской ограде форму македонской хламиды (епанчи), он, вместе с архитектором Динархом, составил план этой правильной сети аллей и улиц; Александр же изобрел подъемные плотины для устройства нового порта и составил чертеж площади и главных строений. После него, уже Птолемеи украшали город, построили бесчисленное множество памятников и роскошнейших садов; на западном и восточных концах города появились многочисленные предместья. Но в общем Александрия осталась такой, какой ее создал Александр.
С Панеума, искусственного бугра, высотою в тридцать пять метров, построенного в центре города, представлялась роскошная панорама Александрии. По направлению к югу, мелькали тысячи домов, и множество частных дворцов тянулось до самой ограды, которая, вследствие действия перспективы, казалось, купалась в оловянного цвета поверхности Марфотийского озера. Кое-где виднелись скромные домики, вымазанные известкою, с неправильно расположенными окошечками и деревянными крышами в форме террас и отдушинами наверху; на этих крышах жители домиков отдыхали во время жарких летних ночей. С этими домиками чередовались громадные здания, белые фасады которых скрывались частью высокими оградами, частью в листве роскошных садов. Фасады эти были украшены монументальными портиками и рядами колонок с карнизами, раскрашенных в цветные полосы. Громадный Серапеум царствовал во всем квартале. На это громадное здание взбирались по спиральной лестнице, имевшей сто ступенек; купол его подпирался колоннами из сиэнита и коринфского гранита, высотою в тридцать два метра [1 метр = 3,3 русск. фута.
– прим. перев.].
В сторону моря виднелись северные кварталы, старая и новая гавани, разделенные друг от друга гигантскою насыпью в семь стадий, соединявшей остров Фарос с городом. На восточном конце этого острова виднелся Фар, громадная восьмигранная, двухэтажная башня в сто одиннадцать метров, вся построенная из белого мрамора. Вокруг большой гавани, начиная от мыса Лохиас до Гептастада, тянулась великолепная набережная, а вдоль неё возвышались дворцы и храмы. Здания в чисто греческом стиле чередовались с египетскими памятниками и с другими роскошными сооружениями, в которых, казалось, комбинировались оба архитектурные стиля: бедный стиль саитского искусства выигрывал рядом с рельефами эллинского типа, коринфская колонна чередовалась с колонной компаниформской.
В конце длинной аллеи сфинксов возвышались гигантский пилон [Род портала.
– прим. перев.] и массивные пирамиды, на белых стенах которых были нарисованы целые вереницы фигур, а карниз был украшен эмблематическим диском с громадными распущенными крыльями.
Тут красовался греческий храм с резко выделяющимся на голубом небе причудливо-изваянным фронтоном, там – громадный, тяжелый, таинственный египетский храм, с выдавшимся вперед неуклюжим гранитным предхрамием.
На противоположных террасах, обросших внизу кустами роз и осеняемых тенью сикомор, мимоз и пальм, виднелись дворцы, окруженные портиками, колоннами в форме донника [Растение.
– прим. перев.]; амфилада порталов, павильоны в форме конических башенок, просвечивающие киоски, хоры, поддерживаемые кариатидами. Посередине площадей, на месте пересечения улиц, а также перед воротами зданий, возвышались изваяния Меркурия, озирийские колоссы, статуи эллинских богов, алтари, героумы, заслоненные здесь и там высокими обелисками и громадными мачтами, на верхушках которых развевались пестрые флаги.
Между всеми этими бесчисленными зданиями можно было первым делом заметить в конце мыса храм Изиды Лохиасской и большую царскую виллу; затем, перед закрытою гаванью, царей виднелись верфи, здания арсенала, и начинался Брухиум. Окруженный оградой высоких стен и висячими садами, Брухиум – был городом в городе. Это была птолемеевская столица. Каждый из Лагидов построил в ней свой дворец, посвятил храм, расставил статуи, устроил бьющие фонтаны, рассадил боскеты акаций и сикомор, выкопал бассейны, в которых цвели кувшинки и голубые лотусы. Страбон применяет к памятникам Брухиума стих «Одиссеи»: "Они выходят одни из других", – сказал он.
Около разнообразных дворцов царей и обширных пристроек возвышался храм Кроноса, храм Изиды Плузии, малый Серапеум, храм Посейдона, гимназиум с его портиками, театр, закрытая галерея, библиотека, содержащая семьсот тысяч томов, наконец, – Сома, громадный мавзолей, в котором Александр отдыхал в гробнице из массивного золота, замененной впоследствии стеклянной. Другое здание Брухиума обращало на себя внимание своими громадными размерами и своим архитравом [Притолока.
– прим. перев.], венчавшим собор. Это был знаменитый Александрийский музей, служивший школой, монастырем и академией. Филологи, поэты, философы, астрономы жили в нем на общем иждивении Птолемеев, и злые языки называли его, поэтому, «клеткой муз».– Это была, во всяком случае, замечательная клетка, где пели Феокрит, Калимах, Аполлоний и где преподавалась знаменитая александрийская философия. Далее, за храмом Посейдона, набережная загибалась по направлению к юго-востоку. Там также монумент сменялся монументом. Там находилась биржа, храм Бендиса, храм Арсиноэ и громадные Апостаты, где собирались торговцы со всего света. Оттуда, от Гептастада виднелся старый порт со своими большими верфями и далее на восток, вне ограды – предместья Некрополя и мрачный, печальный квартал бальзамировщиков.