Знание и Мудрость
Шрифт:
Знание и мудрость
свои проблемы, целиком основываясь на том, что очевидно в природе и в разуме. Она не включает в себя это сообщение, это сверхъестественное нисхождение божественного начала, о котором мы говорили, а имеет в виду только естественное сообщение и то изначальное благородство, творческое великодушие, которым первый Разум освещает каждого человека, приходящего в этот мир. Она целиком складывается в порядке последовательного движения человеческого разума к высшим истинам, которые им установлены и по праву ему доступны.
В силу присущего духу динамизма, с которым так интенсивно жил св. Фома Аквинский, низшая мудрость
Но как исполняются эти желания, если не благодаря животворному дару, вытекающему из чистого Акта? Он не только их исполняет, но и углубляет и бесконечно усугубляет, и в этом движении снизу вверх, о котором я говорил, мы не можем увидеть, в какой момент оно началось.
Во всяком случае ясно, что чем больше душа его приемлет, тем более в ее глубинах пробуждается энергия, с помощью которой
24 Знание и мудрость
она воспаряет ввысь. Так совершается весьма примечательная активизация, которую дает богословие с помощью созерцания, а метафизика - с помощью богословия. И это взаимодействие происходит вовсе не насильственно, не деспотически, а естественно и спонтанно, как смена приливов и отливов или времен года.
Только такой ценой, при этом непременном условии, sine qua поп\ поддерживаются в духовном мире и между тремя конкурирующими и взаимодействующими мудростями порядок и гармония, жизненное единство, сила и гибкость. Это духовное единство, которое знало средневековое христианство, было возможно лишь потому, что средневековое христианство сумело понять, как это пелось в гимнах Святому Духу, что ничто в нас не будет ни очищено, ни выпрямлено, ни смягчено, если высший дар не укрепит
слабое наше существо.
Я говорил о гармонии мудростей. Надо было бы сказать также
и о гармонии мудрости и знания или мудрости и частных наук, как ее понимали христиане в Средние века. Надо было бы показать, как активизация разума в эпоху христианства, возрождение греческих и арабских научных традиций, схоластической дисциплины с её объективностью, наконец, глубокий реализм христианской души с характерным для неё чувством братского единства с сотворенной природой привели к мощному научному взрыву, который будет использован в наше время.
Отметим здесь, что именно в тот момент, в эпоху номинализма,
когда средневековая мудрость начала приходить в упадок, этот взрыв проявился с наибольшей силой. И, разумеется, не только эмпирики, такие как Роджер Бэкон, или эклектики, как парижские доктора XIV в."', но и мудрецы, такие как Альберт Великий***', открыли врата современной науке. Наконец, следует заметить, что мудрость, с неоглядным экспансионизмом, за который ей придется расплачиваться, оказывала своим царственным гнетом давление на науку. Она любила науку, и велика была ее собственная любознательность. Но она заставляла науку руководствоваться книгами по философии, она сама верила (особенно в плохие времена) в Аристотелеву механику, так же как в ею метафизику. Если философия страдала от такого положения дел, то науки страдали гораздо больше, и им, чтобы прорасти на почве опыта, надо было
снять и разбить мраморные плиты с могилы Аристотеля.
С другой стороны, можно задаться вопросом, разве определенная скудость технических средств не ограждала тогда иерархию
Знание и мудрость
25
духа от таких опасных соблазнов? Ведь люди средневековья были столь же слабы и столь же любознательны, как и мы. Им, не имеющим возможности мечтать о том, чтобы, подобно богам, властвовать над внешней природой с помощью науки о числах, потому что у них не было для этого средств, проще было сохранять свои души обращенными к нетленным благам...
IV
Именно в XVI в. началось падение современного мира. Весь интеллектуальный порядок оказался разбитым. Современный мир (я здесь имею в виду мир, который уже уходит на наших глазах) предстал не миром гармоничной мудрости, а миром столкновения мудрости со знанием и победы знания над мудростью.
Средневековый строй мысли был обретен не без борьбы и раздоров, не без разногласий и противоречий. Постоянно раздираемый изнутри, он исторически неполно реализовал себя. Начиная с XIII в. его сотрясает жестокий аверроистский кризис*' (продолжающийся и до сих пор). Заметим, что аверроизм стремился отделить мудрость философскую от мудрости теологической, вырвать её из данного свыше единства, о чем мы уже говорили, радикально изолировать её, разделяя человека на две части: здесь человек чисто природный со своей философской мудростью, там человек благодати и веры со своей богословской, то есть мистической мудростью. Миф (ибо это миф) о двойственной истине -символ, соответствующий этому раздвоению.
Попытка разделения была нацелена на метафизику. Она, как мы знаем, не удалась - временно - благодаря св. Фоме. Но эта драма была более жестокой, а влияние Сигера Брабантского**'-более глубоким, чем можно было себе представить. Г-н Жильсон недавно высказался о богословско-политическом аверрроизме в работе Данте"*'. "О монархии" (""De Monarchia"). Аверроизм, доказывающий свою жизнеспособность с XIV в., проявит себя как побудительная причина совсем другой революции.
Это - картезианская революция. Я об этом так часто говорил, что позволю себе сейчас высказаться совсем кратко.
Революция была также порождена попыткой отделить философскую мудрость от мудрости богословской. Но эта попытка была нацелена на физику, а не на метафизику, и она удалась.
26
Знание и мудрость
Как я стремился показать в другом месте5, творчество Декарта. каковы бы ни были его личные намерения, состояло здесь - и отделение, о котором идет речь, было бы невозможно без этого - в отрицании возможностей богословия как науки и как знания. Собственно говоря, именно здесь свержение мудрости дало результат, который, если наши исследования динамизма христианской мысли были правильными, не мог не оказать огромного