Знание-сила, 2002 № 08 (902)

Коллектив авторов

Пастух гонит частный скот с пастбищ

В один из ее приездов в Москву за чашкой чая мы и повели разговор о том, что современной географии сельского хозяйства России никто не знает. Ведь более половины всех продуктов, по статистике, производят сами люди на своих подворьях. Однако думать, что именно такие крошечные хозяйства составляют основу современного сельского хозяйства России, было бы неверно. Современная пищевая промышленность опирается в основном на крупные коллективные предприятия. Население

само, как правило, не выращивает зерновые и многие технические культуры, требующие больших площадей и сложной техники. А производство подавляющей части картошки и овощей население взяло на себя, производит оно и около половины молока и мяса. Однако и резервы продуктивности этих «муравьиных», «примитивных», «подсобно-подножных» хозяйств принято считать исчерпанными.

Вот мы и решили подать в международные научные фонды проект об изучении личных хозяйств населения.

В СССР эти домохозяйства называли личными подсобными, подчеркивая их второстепенную, вспомогательную роль. Теперь их расширительно именуют хозяйствами населения.

Что это вообще за феномен – хозяйства населения? В какой мере они домашние и действительно подсобные, необходимые для самопрокорма, а в какой – товарные, рыночные, прото- или теневые фермерские? Многие считают такой переход на примитивные индивидуальные хозяйства движением вспять. Но, может быть, эта скрытая неформальная фермеризация – ответ аграрной России на вызовы реформаторов и своеобразный шаг вперед, а не назад? Как такие хозяйства связаны с бывшими колхозами и совхозами, с фермерами; чего больше в их отношениях – сотрудничества или конкуренции? Наконец, как географы мы поставили и свои вопросы. Есть ли у них своя специализация и совпадает ли она с традиционными для сельского хозяйства? Достаточно ли им земли? Как сказываются на хозяйствах населения зональные и другие природные условия, социо-кулыурные и этнические факторы, положение по отношению к городам и магистралям?

Сказано – сделано. Сформулировали основные идеи и задачи, написали проект на двадцати страницах, и через несколько месяцев, к нашей радости, выиграли конкурс.

Так английский профессор оказалась в русской деревне. Ведь изучать приходилось с самых основ. Главное – это беседы с людьми. Разговор начинался примерно так:

– Здравствуйте! Можно с вами поговорить? Я из Москвы. А это – Джудит. Она из Англии приехала, хочет понять, как у нас люди выживают в деревне.

Люди в глубинке известны своей гостеприимностью, а присутствие англичанки придавало особый колорит нашим беседам:

– Батюшки! Из самой Англии приехала! И по-русски говорит! Да проходите скорее в дом, угощайтесь: вот молочко, творожок, сметана настоящая, не то, что вы – горожане – в магазинах покупаете, вот хлеба сегодня напекла.

И так из дома в дом, изо дня в день – в Московской, Саратовской и Рязанской областях, которые мы выбрали в качестве ключевых. А в это время студенты обходили другие дома с краткими анкетами. Кроме того – разговоры в сельских и районных администрациях, с председателями колхозов, сбор статистики. Так складывалось наше знание о современной деревне.

Джудит Пэллот, профессор Оксфордского университета, на скотном дворе саратовского хозяйства

Зачем нужен колхоз?

Не ставя под сомнение значение коллективных предприятий для снабжения продовольствием городов, мы попытались понять, что такое сегодня колхоз для сельских жителей. В Саратовской области с ее сравнительно более благополучными колхозами подавляющая часть опрошенных до 80 процентов заработка получали от своего подворья и в лучшем случае остальное – в виде зарплаты. Наблюдается явная инверсия привычных представлений и терминов: фактически здесь коллективное предприятие служит подсобным для хозяйств населения, а не наоборот.

Это почти повторяет картину середины XX века, когда, по расчетам академика А. Никонова, крестьяне около 80 процентов времени отдавали общественному хозяйству, а получали от него лишь 20 процентов доходов. И ведь почти то же самое было в крепостной России, при барщине. Такая устойчивость роли собственных хозяйств в доходах на протяжении чуть ли не двух столетий отдает мистикой. Но, на самом-то деле, разница довольно существенна. Если прежде эксплуатация крестьян помещиками, а потом колхозами была очевидной, то теперь трудно сказать, кто кого эксплуатирует. Низкий заработок в колхозах из-за их упадка восполняют скрытые каналы перекачки колхозных средств в личные подворья. Прежде они имели вид воровства-«несунства», а сейчас приобрели более легальные формы и достигли огромных размеров, причем выгодны обеим сторонам.

Главное – это натуроплата за труд, ведь многие колхозы только 15-30 процентов зарплаты выдают деньгами. Такие расчеты, как ни странно, выгодны населению. Зарплаты все равно крайне малы, а во многих местах еще и нерегулярны. Если бы их давали деньгами, то пришлось бы покупать корма для своего скота по рыночным ценам, а из своего предприятия они в два-три раза дешевле. Есть прямая выгода и для колхоза. Ведь если платить все деньгами, то в отчетах надо показать больше продукции, увеличить фонд оплаты труда, а это все – налоги.

К. Петров-Водкин. «Девушка в сарафане», 1928

К. Петров-Водкин. «Старухи», 1909

Сами колхозы и совхозы изменились мало, хотя многие и поменяли название. Но примечательно, что первоначальное увлечение акционерными обществами и товариществами сейчас проходит. Многие предприятия всеми правдами и неправдами по инициативе руководства вновь возвращаются к организационной форме сельскохозяйственного кооператива (СП К), что, пожалуй, ближе всего к колхозам. Членами СП К являются только его работники, в отличие от АО, где, купив акцию, человек даже посторонний приобретает формальное право голоса. Поскольку все коллективные хозяйства фактически жестко управляются председателями, которые хотят иметь рычаги давления на своих работников, СП К более всего отвечает их интересам и удобен для управления. Этот откат назад стал своеобразной «новацией» конца 1990-х годов. Он широко внедряется в Подмосковье, дойдет и до удаленных и глубинных районов.

Но это не значит, что реформ на селе совсем не было. Эти реформы можно свести к двум результатам: I) появление и признание фермеров, которые оказались важны в нашей стране не столько как производители (уже говорилось, доля их очень мала), сколько как феномен альтернативного колхозу частного предприятия и как возможность реализовать себя для определенной группы активных людей и 2) возможность выхода из коллективных предприятий со своим земельным и имущественным паем.

Зачем нужна корова?

Так Джудит Пэлпот хочет назвать книгу о сельской России. И действительно, именно скот чаще всего является основой жизнеобеспечения сельского населения. Но кормят люди свой скот за счет кооперативов. Общая схема очень проста: чтобы выжить, нужна корова (чтобы жить «хорошо» – две-три коровы, свиньи, овцы, птица), а чтобы живность прокормить, нужен колхоз.

В деревне Красная Пойма Луховицкого района от пасущихся на обочине коров к машине председателя бросилась старушка с клюкой: