Знающий не говорит. Тетралогия
Шрифт:
– Сложно у вас все. Порой мне кажется, что это и не благо никакое, ваше долголетие. Вот мне сейчас чуть за сорок, может быть, до шестидесяти дотяну. Выращу мальчишек, женю, а то и внуков понянчу напоследок. И добро пожаловать в землицу-матушку. Буду во внуках, в правнуках, пока боги решат, что дальше с душой делать. А ты скольких похоронил, скольких еще положишь в могилу? Зачем такая мука?
Эльф печально улыбнулся.
– Наконец еще один понял хоть что-то. – Он задумался. – Хотя не все так мрачно, как можно подумать. А, кроме того, я уже привык.
–
– А может, возненавидит? – с нескрываемой надеждой спросил Альс.
– И не рассчитывай, – отрезал барон. – Я таких навидался. Ты теперь для него и царь и бог. И не потому, что вздул, как напакостившего щенка, а потому что единственный, кто на самом деле пожелал парню добра и сделал все, чтобы тот не сбился с дорожки. Кенард – не дурак, он поймет. Полежит, подумает и поймет.
Голубые глаза барона умели видеть не только достоинства оружия, или красивых женщин, или добрых коней. Они умели читать в душах.
«Пожалуй, он прав, – думал Ириен, поглаживая пальцем кончик своей косы. – Он прав насчет Кена, и стоит открыть парню глаза на то, что его ждет в будущем».
– Ты твердо решил весной податься в Игергард? – спросил Крэнг. – Может быть, еще годик проведешь у нас? В шею никто гнать не станет – это точно. Подумай, еще время есть.
– Я, может, и хотел бы остаться, милорд, но вряд ли мне дадут это сделать.
Барон кивнул с пониманием:
– Чем дольше век, тем крепче враг. Верно?
– Можно и так сказать.
– Ну а с какой радости ты забился в наш медвежий угол? Думаю, большим шишкам ты умудрился насолить, мастер.
– Вот видишь, милорд, ты сам понимаешь, что мне не с руки тебе за добро платить непрошеными гостями из Облачного Дома.
– О как! – фыркнул Крэнг. – Значит, и магистрам ты тоже не угодил? Прячешься от них?
– Не привык в угодниках ходить, – ухмыльнулся Альс.
– Вдруг я чем помочь смогу? Я ведь теперь у тебя в должниках, мастер.
Альс поскреб по безбородому подбородку, в который раз удивляя Крэнга, где эльф сумел приобрести эту привычку, свойственную только тем, кто носит бороду – людям да тангарам.
– Может, и сможешь, кто знает? Время еще есть. Только его, как всегда, мало.
Он встал и слегка поклонился – как равный равному.
– Хороших снов, мастер Альс.
– Тебе тоже, милорд.
Нет места величественнее и красивее, чем зимний лес. Мощные, покрытые инеем стволы деревьев – как колонны в храме, пушистые шапки снега на ветвях и оглушающая пронзительная тишина. Ночью мороз усилился, и теперь с холодных небес сыпались ажурные одиночные снежинки, сверкающие ярче драгоценностей всех королев мира. Снежинки оседали на ресницах эльфа, словно приглашая насладиться их совершенством. Ириен никогда не считал себя выдающимся следопытом, а после вчерашней метели от звериных следов практически ничего не осталось. Но он твердо решил найти оленя, чего бы это ему ни стоило.
Пальцы в перчатках отчаянно мерзли, и, чтоб их не отморозить, Ириен периодически останавливался, согревал окоченевшие суставы дыханием. Как ни кутайся, но холод пробирался под одежду, и эльфа то и дело сотрясал озноб. Это от недоедания, утешал он себя, телу не хватает внутреннего тепла. Ириен с бессильной злобой в пятый раз оглядел участок звериной тропы. Так и есть – следов как не бывало. Если бы не толстый шерстяной башлык на голове, закрывавший его подбородок, рот и нос, то самое время смачно сплюнуть на сияющий серебром снег и припомнить парочку заковыристых ругательств из родного языка. Дальше нет смысла бродить, а то все кончится отмороженными пальцами ног. Их Ириен уже некоторое время совсем не чувствовал. Тихо ругаясь себе под нос, эльф пошел в направлении лагеря, разбитого солдатами, которых барон дал ему в подмогу. Хороша подмога! Всего зверя распутали в округе своим гоготом. А срок истекает, и не хочется позориться перед шаманом шаку. Назвать это существо мерзким словом «гном» у Альса, даже мысленно, язык не поворачивался.
Возле замерзшего ручейка ему посчастливилось найти целую россыпь зимних грибов иного, последнего лесного дара голодному путнику. В Ветланде их почему-то не ели, вовсе не считая пищей, и никакие убеждения и даже лучший повар – голод, не могли заставить тэврцев есть иного. Ириен аккуратно сложил их в сумку.
Ну чего, собственно, он корчит из себя невинность, бродит по замерзшему лесу, рискуя отморозить все нутро насквозь, если можно просто позватьоленя из чащи? Познаватель он или нет, демоны всех раздери! И будь что будет…
Голос у Ириена был сиплый, но внутреннюю мелодию заклинания он хорошо помнил. Он звал оленя истинным именем, тем именем, которым называл прародителя всех оленей сам Творец. Ждать пришлось недолго. Вот под копытами захрустел снежок, скрипнули промерзшие ветки подлеска, и большой самец бесстрашно вышел прямо к Познавателю. Он стоял совершенно неподвижно, прекрасный, гордый и совершенный, подлинный лесной царь, ожидая выстрела с достоинством сказочного рыцаря. Ириен поднял лук…
«Нет, так нельзя! Это нечестно!» – сказал Альс сам себе.
– Эй, ты! Беги! Беги быстрее! – крикнул эльф и резко хлопнул в ладоши, мгновенно разрушая собственное колдовство.
Олень встрепенулся и прыжками помчался по снежной целине, а Альс побежал следом. Они неслись сквозь лес, быстрые, как ветер над морем, стремительные, как полет стрижа в летнем небе, неукротимые, как горный ручей после ливня. Ириен гнался за оленем и сам одновременно ощущал себя бегущим зверем. Эльф чувствовал горячий ток его крови в собственных жилах, бешеное биение могучего сердца животного эхом отзывалось в его груди. Так в древние времена охотились его предки, давая зверю шанс победить в битве силы, неутомимости и воли.