Знают ответ орхидеи
Шрифт:
Мы ехали на Девятую авеню в такси и обсуждали по пути план действий, хотя обсуждать, честно говоря, было почти нечего. Выйдя из машины на Кристофер-стрит, мы прошли пешком до Арбор-стрит, свернули за угол и направились к дому номер 43. За те пять дней, что минули со времени моего первого визита, никто дом так и не покрасил. Мы вошли в вестибюль, и я нажал на кнопку с фамилией «Брандт». Никакого щелчка не последовало, я снова нажал на кнопку, снова подождал и нажал в третий раз.
— О'кей, — сказал я Солу и выглянул в приоткрытую дверь наружу. Арбор-стрит, это не Пятая авеню, так что мимо успели пройти лишь два мальчика и женщина с собакой. И тут Сол окликнул меня:
— Готово, налетчик!
У него ушло на замок
Он двигался впереди меня по узкой грязной лестнице. Мы условились сперва разобраться, что к чему, после я останусь сторожить на верхней площадке лестницы, а он начнет раскопки. Когда мы миновали три лестничных пролета, он достал из кармана связку ключей, приготовившись атаковать этот самый Уаятт, но я напомнил ему цитату из классика по поводу осмотрительности и храброго джентльмена, подошел первым к двери и постучал. Подождал, постучал громче, не получил ответа и посторонился, уступая место Солу. На примитивный «Уаятт» ушло больше времени, чем на нижний замок, минуты, наверное, три. Наконец Сол управился с ним и толкнул дверь. Поскольку считалось, что главный я, ему надлежало уступить дорогу мне, но он первым перешагнул порог.
— Мама родная! — услышал я.
Я стоял рядом и смотрел во все глаза. В день моего последнего визита — это была одна из тех комнат, в убранстве которой мог бы разобраться разве что специалист по коллажам. Теперь же требовался еще и другой специалист. Табуретка для пианино стояла все там же — на дороге, да и остальная мебель была вроде бы на месте, но тем не менее в комнате царил настоящий бедлам. Подушки были распороты, повсюду валялись перья, книги и журналы сброшены с полок и грудами громоздились на полу, из перевернутых цветочных горшков высыпана земля, — одним словом, впечатление такое, что в квартире развлекалась дюжина пьяных орангутангов.
— Сукин сын он — грязно работает, не то что… — начал было я и осекся. Сол тоже увидел то же самое, и мы, как по команде, направились туда, обходя с двух сторон табурет для пианино. На полу возле той самой кушетки, сидя на которой я с ней недавно разговаривал, лежала Дилия Брандт. Лицом вниз и вытянув ноги. Я присел на корточки с одной стороны от нее, Сол — с другой, но одного-единственного прикосновения к ее плечу было вполне достаточно, чтобы все понять. Она была мертва уже часов двенадцать, если не больше. Нам не пришлось искать рану — вокруг ее шеи была обмотана толстая бельевая веревка.
Мы разом выпрямились, я направился к двери в спальню, которая была открыта, Сол тем временем прикрыл дверь в прихожую. В спальне оказалось еще хуже — постель скомкана, матрацы вспороты, из них торчала начинка, повсюду разбросана одежда и прочие вещи, И даже в ванной все перевернуто. Сол стоял и смотрел сверху вниз на девушку.
— Он убил ее еще до того, как начать обыск, — заметил он. — На ее теле перья из подушек.
— Да, я тоже обратил на это внимание. Он поработал в спальне и даже в ванной и клозете. Нам не осталось ничего, кроме одного. Она одета. То ли он уже нашел то, что искал, то ли его что-то спугнуло, то ли то, что он искал, было слишком громоздко для того, чтобы предположить, что она носит это при себе.
— Но одежду, которую сейчас носят женщины, вовсе не нужно с них снимать, если хочешь что-то найти. Зачем ты достал перчатки? Хочешь порыться в останках?
— Нет. Ты тоже надень. — Я протянул ему перчатки и стал натягивать свои. — Мы поищем там, где он не искал. Если, разумеется, ты не торопишься на свидание к любимой.
— На одежде отпечатки пальцев не остаются.
— А в перчатках они не остаются вообще ни на чем.
Я достал из кармана нож, раскрыл его, присел на корточки, просунул два пальца за ворот ее блузки и разорвал ее до самого пояса. Сол присел на корточки с другого бока, расстегнул молнию на юбке, взялся за низ и стащил юбку. Я велел ему глянуть
— Да. Засунь под бока края одежды, и мы перевернем ее.
Он так и сделал, а я подложил одну руку ей под плечо, другую под бедра и перевернул ее прямо на подставленные ладони Сола, и вот она уже лежала на спине. Теперь на кое-что следовало обратить особое внимание. Лицо девушки, задушенной двенадцать или даже четырнадцать часов назад, — это уже не лицо девушки. Сол прикрыл его остатками подушки и помог мне завершить операцию. Между блузкой и комбинацией, как вы помните, не оказалось ничего, так же, как и между трусиками и резиновым поясом, резиновым поясом и телом, но, когда я снял бюстгальтер и она осталась абсолютно голая, я понял, что тут-то оно и есть — между грудей приклеено клейкой лентой. Ключ. Я отлепил ленту, взял ключ в руки, внимательно рассмотрел его и сказал: «Камера хранения, Гранд Сентрал [5] Быстро уходим!» Я сходил в спальню за покрывалом и накрыл ее. Сол уже был возле двери и снимал перчатки, я тоже к тому времени как очутиться у двери, успел снять свои. Он повернул дверную ручку, предварительно обернув ее перчаткой, таким же образом закрыл за собой входную дверь. Щелкнула пружина автоматического замка, и мы очутились на лестнице.
5
Вокзал в Нью-Йорке.
В подъезде нам никто не попался, но когда мы очутились на улице, какой-то мужичишка, очевидно, здешний жилец, вошел в подъезд, предварительно глянув в нашу сторону. Но он опоздал на две секунды для того, чтобы иметь основание поклясться, будто мы вышли именно из этого дома. Когда мы, свернув за угол, очутились на Кристофер-стрит, Сол поинтересовался:
— Подышим свежим воздухом?
— Где ты его возьмешь? Оставим для лучших времен, — сказал я. — Мне кажется, хороши все средства, ведущие к цели, но все-таки лучше пользоваться теми из них, которые лучше прочих. На Седьмой авеню наши тропинки разойдутся. Один из нас сядет в подземку и двинет на Гранд Сентрел, другой позвонит на Сентре-стрит, а после доложит обо всем Вульфу. Чему ты отдаешь предпочтение?
— Я поеду на Гранд Сентрал.
— О'кей. — Я вручил ему ключ. — Не исключено, что там может быть наблюдатель. Давай-ка мне ключи и перчатки…
Он на ходу незаметно переложил свое железное имущество в мой карман. На Седьмой авеню он спустился в подземку, а я зашел в магазин сигар на углу, нашел телефонную кабину, набрал SP 7-3100 и, когда на другом конце провода сняли трубку, пропищал в микрофон: «Имя и адрес — Дилия Брандт, Б-Р-А-Н-Д-Т, 43-я Арбор-стрит, Манхаттен. Записали?»
— Да, что…
— Слушайте меня. Думаю, она мертва. В собственной квартире. Вам лучше поспешить.
Я повесил трубку, услышал щелчок и проверил, сглотнул ли автомат монету, а то бывает, что он ее возвращает. Подлец монету сглотнул. Я вышел и поймал такси.
Когда я вылезал из такси возле старого каменного особняка, было без четверти пять — ровно час тому назад Вульф заявил, что не станет увиливать от «ответственности за соучастие». Дверь, как обычно во время моего отсутствия, была на цепочке. Фриц впустил меня и, окинув внимательным взглядом, изрек: