Знойное лето
Шрифт:
— Игорь, поверни-ка в Хомутово.
Закрыв глаза, он пытался сосредоточиться, но мысли путались, ускользали. Досадливо и болезненно морщась, Дубов достал из кармана стеклянный тюбик, прижал языком таблетку и затих, всем телом чувствуя движение боли и тяжелые толчки сердца.
Глазкова он отыскал на стройке нового кормоцеха. Еще пробираясь меж куч песка и шлакоблоков, бетонных плит и досок, Виталий Андреевич услышал резкий голос Глазкова.
— А я говорю: это не причина! — убеждал кого-то председатель. — Иного выхода у нас нет! Поэтому
«Нашел время ораторствовать!» — Дубов теперь и Глазковым недоволен.
Алексей держал речь перед десятком хмурых, заляпанных раствором строителей. Дав им и без того минимальный срок на стройку, Глазков вознамерился еще и урезать бригаду, взять часть людей на солому.
При постороннем мужики не стали спорить с председателем, обошлись короткими замечаниями вроде того, что ладно, поглядим.
— Конфликтуешь с массами? — спросил Дубов, когда они остались вдвоем.
— Есть тут пара спецов воду мутить. Решили подловить меня на удобном случае, — Алексей прыгал на одной ноге, вытрясая песок из туфлей. — Коль бригада убавляется, гони доплату. Жалобу грозятся написать. В райком, товарищу Дубову.
— Что ж, напишут — будем разбираться, — отозвался Виталий Андреевич. — Я теперь только и делаю, что разбираюсь. У Матвея вот был. Ты знаешь, как он план по молоку дотянул? Маслицем!
— Что вы так на меня смотрите? — с вызовом спросил Алексей. — Подозреваете, что и у меня нечисто? Так ли понимать эти наводящие вопросы?
— Не груби старшим, — заметил Дубов. — Садись, поехали.
— В контору?
— Только бы и сидел в конторе! Ты домой пригласи.
— Пригласить недолго, — Алексей вдруг нахмурился. — Только без хозяйки дом у меня сирота.
— Что-то отпуск у нее затянулся. — Дубов не то фыркнул, не то усмехнулся. — Или вы действительно разошлись? Тогда я просто обязан знать причину.
— А я не обязан докладывать! — закричал вдруг Глазков. — Мне волком выть хочется!
— Перестань, перестань! — Виталий Андреевич притянул Алексея к себе, не то обнял, не то просто прижал — приласкал. — Радость можно и в себе носить, а горе тащи на люди… Не молчи, не молчи. Да говори же, черт тебя возьми!
— В больнице Ольга. В онкологии, — раздельно обронил Алексей, зло глядя на Дубова. — Только прошу не распространяться. Ни к чему это.
Хотел еще что-то сказать, но повернулся и пошел к стоящей в отдалении машине.
Домой к Алексею Дубов попал первый раз, поэтому был любопытен. Внимательно оглядел наружный вид дома, остался доволен: в порядке содержится строение. Во дворе тоже огляделся: чисто, прибрано, ничего не валяется. В самом доме сразу оказался возле книг, заводил глазами по корешкам. Одну перелистнул, другую, над третьей замер, раскрыл осторожно.
— Где такой ценностью разжился? — спросил Алексея, молча наблюдавшего, как в Дубове моментально проснулся книголюб.
— Это целая детективная история со многими действующими лицами и исполнителями, — нехотя ответил Глазков.
— Все
Алексей пожал плечами. Он не мог понять ни цели прихода Дубова в его дом, ни этих язвительных замечаний. Да и как вести себя с таким гостем? Угощение выставлять или обойтись одним разговором?
— Чаю, может, согреть? — на всякий случай предложил Алексей.
— Что нам чай! — Дубов расхаживал у полок, задрав голову. — Знаешь что, Алеша, — Виталий Андреевич впервые, кажется, назвал Глазкова так. — А не махнуть ли нам на озеро, с ночевьем? Я ведь тоже бобыль, жинка к внукам укатила… Если это совпадает с твоими планами, конечно.
— Может, на хутор, к отцу? — спросил Алексей. — Старики обрадуются.
— Нет, у костра хочу посидеть.
— И это можно, — согласился Алексей. — Знаю одно местечко на Большом озере.
— Ну и отлично! — Дубов оживился, потер руки. — Тогда собирайся.
Виталий Андреевич вышел на улицу, отпустил домой шофера, наказав завтра пораньше приехать сюда же. Когда вернулся, Алексей уже укладывал рюкзак.
— К отцу все же заглянем, — сказал он. — Рыбешкой разживемся, пару картох, лучку, перчику. Уху сварганим!
— А это зачем? — Дубов указал на один сверток, догадавшись, что там упакована бутылка.
— На всякий случай. Армянский, выдержанный, с медалями. Две штуки.
— Ну, если с медалями, тогда ладно, — протянул Дубов.
— Маршрут будет такой, — объявил Алексей. — До хутора на машине, оттуда своим ходом. Это недалеко, километра два… Вообще-то нынче я ни разу не выбирался на природу с целью отдыха.
Пока верткий «газик» месил пыль по хуторянской дороге, Виталий Андреевич сидел, закрыв глаза и сонно покачивая тяжелой головой. Но вдруг встрепенулся и быстро спросил:
— Так что, по-твоему, с ними делать? Я опять про Коваленко и Страхова. Вот ты секретарь райкома, последнее слово за тобой. Так что: еще одно внушение с занесением или рубить под корень?
«Мается, — определил Алексей. — Приличную свинью подложил ему Матвей Савельевич».
— Не знаю, — после минутного молчания признался Алексей.
— Да, исчерпывающий ответ, — Дубов вздохнул. — А ведь совсем недавно ты горячо убеждал меня, что Коваленко превратился в тормоз. Как же понимать тебя?
— Это я и сейчас могу повторить. Он провинился и должен отвечать. Но я не умею и не берусь решать судьбу человека.
Дубов досадливо взмахнул рукой, опять стих и только перед самым хутором сказал:
— А ведь зачем спрашиваю? Душу человека хочу понять. Того же Матвея. Сколько лет на виду, вроде все про него знал. Но нет же! Нашелся темный угол, а высветить его я не смог. Энергии не хватило или умения.
Въехали в хутор. Едва машина остановилась, как из-под ворот выкатился белый пушистый щенок, узнал Алексея, запрыгал, завизжал от радости. Откуда-то из-за угла вывернулся Павел Игнатьевич.