Золоченая цепь
Шрифт:
— Тебе не обязательно рассказывать об этом, Дюрандаль, — ровным голосом заметила Кэт.
— А я думаю, что рассказать стоит. — Как знать, может, услышав о кое-каких из тех грязных делишек, которыми канцлер занимался на протяжении двадцати лет службы, Куоррел перестанет смотреть на него как на героя-небожителя. — Когда Малинда подросла — я был тогда еще Коммандером — ее отец предложил назначить ей собственных Клинков. Я покопался в архивах и выступил против этого. Мне казалось — и кажется до сих пор, — что приставлять к незамужней девице двадцатилетнего мечника означает не просто напрашиваться на неприятности, но буквально настаивать на них. Я не думаю, чтобы она была развратницей по природе, но она была юна, и все время ее окружали блестящие молодые гвардейцы.
Куоррел понимающе ухмыльнулся, не прекращая жевать.
— Потерять голову из-за женщины, сэр Куоррел, можно двумя способами, и мы обсуждаем способ, когда теряешь ее насовсем.
Куоррел тут же опомнился и пробормотал извинения.
— Я постоянно менял ее охранников и лично втолковывал каждому из них, что такое государственная измена. Принцесса, разумеется, по уши влюбилась в двух или трех из них — я имею в виду, по очереди, а не во всех сразу. Когда их начинало припекать как следует, они докладывали об этом мне, и я переводил их в другое место.
Ни Король, ни Монпурс не знали об этом, но Малинда обвинила сэра Дюрандаля в том, что он шпионит за ней, преследуя ее и вмешиваясь в ее личную жизнь. Тогда она и возненавидела его.
— Вскоре после того, как меня сделали канцлером, агенты Черной палаты застали принцессу и ее тогдашнего поклонника при компрометирующих обстоятельствах — то есть просто в укромном уголке. Едва не разразился скандал. Только чтобы избежать огласки, Король воздержался и не бросил коммандера Бандита и несколько других людей — включая меня, когда он обнаружил, что это не первое ее увлечение — в Бастион. Кромман считал тогда, что мне конец. Я тоже.
— Эта глупышка была виновата во всем сама! — фыркнула Кэт. — Представления не имею, почему она обвинила во всем тебя.
Дюрандаль пожал плечами.
— Возможно, решила, что это я все подстроил. Ей стоило винить в этом инквизиторов. И не судите ее слишком строго. Амброз настоял на том, чтобы целая комиссия докторов и повитух обследовала ее и удостоверилась в ее девственности, а мало кто в шестнадцать лет обрадуется такому унижению. Он решил выдать ее замуж как можно быстрее, особенно из-за того, что сам собирался жениться на принцессе Дьерде Жевильийской, которая была на месяц младше ее. Он не желал, чтобы придворные шутники спрашивали, кто принцесса, а кто королева. Как раз тогда умерла королева Бельмарка, и он усмотрел в этом возможность положить конец войне; убить двух птиц одним камнем. — Конечно, куда как проще предложить дочь, чем извиниться самому…
— А как отнеслась к этому она сама? — задумчиво спросил Куоррел.
— Принцессы выходят замуж, когда им приказывают выйти замуж — во всяком случае, большинство. Я всерьез опасался, что Малинду придется гнать на корабль под угрозой меча, но ошибался. Она дочь своего отца и сохраняла достоинство. Правда, она прониклась убеждением, что этот брак — дело моих рук.
Куоррел поежился.
— Она до сих пор так считает, милорд?
— Наверняка. На самом деле я сопротивлялся этому, насколько хватало смелости. Король приказал мне заниматься своими делами. Парламент мог бы остановить его, но ему и не надо было созывать Парламент, раз лорд Змей давил один монастырь за другим, и золото лилось рекой. У него уже был сын, который унаследовал бы королевство. Он был убежден, что наживет с Дьердой еще дюжину: ему ведь не было еще пятидесяти. Кроме того, никто из королей Огненных Земель не умирал от старости. Он ожидал, что Малинда очень скоро вернется в его дом вдовой.
Он просчитался по всем пунктам. Король Радгар до сих пор правит Бельмарком. Дьерда оказалась бесплодной. Его сын умер в том же году. Малинда не написала ему с тех пор ни строчки и не принимала его послов. Он узнавал о рождении внуков из официальных сообщений. Если она не простила своего отца, что говорить о ее чувствах ко мне.
Судя по всему, на уроках придворной жизни в Айронхолле ничего подобного не рассказывали: глаза Куоррела были раскрыты широко-широко. Есть он, впрочем, не прекратил.
— Может, он держит ее закованной в башне, — заметила Кэт.
— Шпионы из Черной Палаты говорят, что нет. Похоже, она здорова, счастлива и любима народом. Бельмарк вовсе не такая отсталая страна, как считает большинство шивиальцев, и Амброзу это известно. Возможно, когда он умрет, она вернется, чтобы заявить свои права на корону… А может, и нет. Ее старшему сыну восемнадцать, так что она может послать его вместо себя. Единственное, в чем можно быть совершенно уверенным — так это в том, что она ни минуты не потерпит меня своим канцлером. Я знал, что мои дни на этом посту сочтены, еще до того, как Пиявка пришел ко мне сегодня.
— Пиявка, милорд?
— Канцлер Кромман. Его прозвал так… один мой старый друг, — снова Монпурс! Значит, совесть еще не совсем умерла в Дюрандале. Она ожила сегодня — от страха, не иначе.
Беседа перешла на менее серьезные темы, ибо вернулся Каплин, по обычаю старых слуг уловивший неведомым чутьем потребность снова наполнить тарелку сэра Куоррела. Вопрос жизни и смерти заключался в том, не состоят ли в сговоре Кромман и принцесса. Может, сегодняшняя неожиданная отставка — это начало мести Малинды?
Когда с ужином покончили, Дюрандаль уселся в свое любимое кресло у камина и принялся смотреть, как прядет Кэт. Куоррел подвинул свое кресло между ними. Это было странное ощущение — словно Энди и не уезжал. Впрочем, Энди уже тридцать, и он плавает по торговым делам к самым Пряным островам. И этой уютной семейной жизни все равно не продлиться долго.
— Дюрандаль, любовь моя, — сказала Кэт, не отрывая взгляда от деловито вращающегося колеса. — Ты в подробностях описал сэру Куоррелу карьеру принцессы, но так и не объяснил, каким образом это касается его самого.
— А! Прошу прощения! Так вот, несколько дней назад Король прислал грамоту, назначающую мне Клинка, но без объяснений. Я был озадачен. Пожалуй, даже сердит. В конце концов, я решил, что он предлагает мне своего рода прощальный подарок. Осталось не так уж много наград, которыми он меня обделил. Я сам отказался от многих, ибо излишние почести порождают врагов. Мы бились и отчаянно спорили двадцать лет, но я всегда как мог, служил его интересам. Даже когда он был в ярости на меня, он знал это. Титулы, земли, богатство — все, что он мог дать, он дал мне. Осталось одно — Клинок.