Золотая акула
Шрифт:
– А потому, – закончил дружелюбно, – вам, Николай, надлежит выписать чек из банковской книжки и – отдать кредитные карточки, раскрыв их коды.
– А если я не соглашусь? – прозвучала неумная фраза.
– То вам не понравится мой ответ на заданный вами вопрос, – произнес Алихан вежливо.
– Вы что, убьете меня? – нервно ухмыльнулась жертва.
– Думаете, это так сложно? – Алихан печально улыбнулся. – Вам сказать, скольких людей я убил? Впрочем, я и сам точно не знаю. Может, тысячу, может, полторы… Хвастаться тут конечно же нечем, тем более я не маньяк, не садист и речь идет о довольно скучной и противной работе. Замечу: в вашем случае мне хотелось бы от нее уклониться.
– Так ведь не получится, – возразил Николай.
– Почему? Как только пройдет чек по банковским проводкам, я переведу деньги с одного счета на иной, они обналичатся и затеряются. А карточки у вас безлимитные, ведь так? Через неделю капитал вашего босса несколько исхудает, и только. Вы же в свою очередь все ему сумеете объяснить… Признаюсь и в другом: заказчикам этой операции не достанется ни шиша, я все заберу себе. А кто такие заказчики – с удовольствием поведаю вам. Вы, соответственно, господину сенатору. Уверяю, начнутся увлекательные разборки! И нам они будут обоюдно на руку!
– Каким же образом пройдет для меня эта неделя?
– Не беспокойтесь, – сказал Алихан. – Свой кефир и кашку вы будете получать в изобилии. Единственное неудобство – вам придется переселиться в подвал. Телефон будет запараллелен. О кодовых словосочетаниях, указывающих на неприятности, ваш хозяин – человек самонадеянный – не позаботился, но если хотя бы малейшим искривлением интонации вы…
– Я понял.
– Вот, собственно, и все. По рукам?
– У меня просто нет выхода.
– Конечно, нет.
– Скажите, – внезапно произнес Николай. – А вы не боитесь Бога?
– Вот это да! – восхитился Алихан. – Наконец-то я дождался этого замечательного вопроса! Удивительно, Коля, но вы первый, кто сподобился его мне задать! Обычно находящиеся в вашем положении лица пекутся исключительно о собственном благополучии, а вы, чувствую, не эгоист и не трус. Это зачтется. Отвечу. Вы ведь имеете в виду какое-то посмертное воздаяние за грехи земные? На сей счет – у меня гипотеза личной выпечки. Она такова: все мы здесь отбываем срок. А тюрьма поневоле принуждает к злодеяниям. И если они вынужденные, им есть прощение и впереди – только лучшее. Кстати, тем многим, кому я помог в этот лучший мир перебраться, насильственная смерть, судя по утверждениям мудрецов, дает большие преимущества и послабления в дальнейшем устройстве на небесах.
– Вся ваша ерническая философия, – сказал Николай, – имеет конкретную материальную подоплеку. Неприглядную, замечу. И никакой истины в ней не существует.
– Возможно. Тогда поговорим о сути всякого рода меркантильных интересов, – покладисто кивнул Алихан. – Да, я люблю деньги. Почему? Потому что, если переложить все эти теории о загробной и нынешней жизни в аллегорию, то, на мой взгляд, она такова: пока не освободился столик в хорошем ресторане, пережди время в уютном баре.
– Повторяю: вы утешаетесь ложными представлениями, – сумрачно изрек собеседник. – И если вам удобно жить с этакой мыслью, вам вообще не надо думать.
– Не стану спорить, тем более что для полемики у нас еще прорва времени, – подмигнул ему Алихан. – А пока будьте любезны… чек!
Конечно же, он лукавил. Все было ложью: и его пространные рассуждения о грехах и необязательном воздаянии за них, и обещания сохранить жизнь жертве. Он сказал правду лишь насчет присвоения им денег.
Несчастный же порученец Николай обязан был умереть. В неукоснительном соответствии с правилами жестокой игры.
Но в последний момент, когда дело было сделано, и Алихан вошел в подвал, где спал в наркотическом забытьи на брошенном на цементный пол матрасе узник, правила были изменены: смертельная доза мутноватой жидкости в шприце тонкой струйкой выплеснулась в воздух.
Подтянув поршнем остаток снадобья к игле, Алихан, тщательно протерев спиртом набухшую от жгута вену пленника, аккуратно сделал ему безопасный укол, далекий от смертельной дозировки.
Через сутки, вопреки всем установкам обязательной ликвидации свидетеля, бедолага очухается – и начнется сыр-бор…
Благодарности от Коли-Николая Алихан, естественно, не ожидал. Но убивать парня категорически не хотел. Почему – он и сам не знал. Может, как ему смутно и безо всякой усмешки подумалось, он начинал изживать некую карму.
В ожидании завершения банковских перепасовок он плавал в океане, праздно шатался по набережной, усеянной ресторанчиками, в одном из которых познакомился с компанией молодых англичан: двумя парнями и тремя девушками, прибывшими на Тенерифе на собственной яхте.
На днях ребята собирались покинуть архипелаг, направляясь через Гибралтар к побережью Италии.
Алихан, представившийся беженцем из Афганистана, проживающим ныне в Германии, где занимался частным бизнесом, выразил восхищение перед предстоящим ребятам морским путешествием – предметом его давней мечты. Заметил вскользь, что, если компания примет его в свой состав, он непременно готов вложиться в общий котел.
Его вполне устраивало высадиться в одном из портов европейского побережья, будь то Франция или Италия.
Непарная глупенькая девочка Джейни, над тощим телом которой ему активно пришлось потрудиться пару ночей, как и задумывалось, оказала ему пылкую протекцию в зачислении в состав экипажа и, погрузив свой чемодан с оружием и спецсредствами на борт яхты, Алихан вскоре смотрел на скрывающийся вдали Тенерифе.
Глядя в бегущую за кормой воду, он, отдохновенно-расслабленный, с неожиданным удовлетворением подумал об оставленном в живых порученце, должным вот-вот поднять запоздалую тревогу.
Чем-то этот паренек его зацепил… И всерьез.
Но чем именно – раздумывать не хотелось. Для этого еще будет время. Ведь впереди еще наверняка долгая жизнь.
А сейчас стихия океанских ветров и волн принуждала к зачарованному наслаждению их свежей могучей силой, словно вливающейся в него, растворенного в благодати сияющего солнцем и лазурью пространства.
Пути человеческой мысли зачастую путаны, темны и порочны.
Владелец яхты, двадцатисемилетний Генри Пейн, вежливый и радушный молодой человек с приветливым взглядом и улыбчивым открытым лицом, испытывал к принятому на борт пассажиру настороженную неприязнь.