Золотая чаша
Шрифт:
– Я никогда не хотел кого-либо обидеть. Съежившийся в углу дивана, выворачивающий себя наизнанку, Дэн уже не казался ему огромным.
– Думаю, я могу это понять, – сказал Фредди. Несколько слов утешения были сейчас явно к месту.
– Да? – проговорил быстро Дэн. – Я рад. И я хочу сказать… все это не было образом жизни. Так, временами… когда я не мог удержаться от соблазна… но все это происходило не так уж часто. Главным для меня… – он прикусил на мгновение губу и закончил: – главным для меня всегда была и остается Хенни.
– Она что, этого не понимает?
– Похоже на то.
– Как же все это ужасно.
– У тебя,
– Не так все это просто, папа. – Не могу вспомнить, мелькнула у него мысль, когда я называл его так последний раз. Неужели для того, чтобы вновь произнести это слово, я должен был сперва почувствовать к нему жалость?
– Да, при сложившихся обстоятельствах это, полагаю, не легко.
С минуту оба молчали, затем Дэн произнес:
– Могу я чем-то помочь тебе? Выслушать тебя, обсудить… хотя, вероятно, все это слишком личное, чтобы говорить об этом с отцом? Может быть, тогда с врачом?
Фредди покачал головой.
– Давай пока оставим эту тему.
– Хорошо. Но только не думай о своей гордости и не стесняясь спрашивай совета, сын. Помни, секс и все, что с ним связано, не исчезают вот так, в одночасье. – Он поднялся и протянул Фредди руку. – Я прошу у тебя прощения за ту давнюю историю. За то, что причинил тебе боль. Бог знает, я не хотел этого. Надеюсь, ты тоже это знаешь.
– Я знаю. – Странно, подумал он, как быстро исчез мой гнев. Час назад, когда он появился здесь, я весь так и кипел от злости. А сейчас все, что я чувствую, это бьющаяся под моей ладонью жилка на его руке, и я не хочу отпускать эту руку.
– Фредди… Давай, черт возьми, не будем больше притворяться. Да, мы часто раздражали друг друга, действовали друг другу на нервы. Нередко я бывал тобой недоволен, хотел видеть тебя совсем другим, и ты это чувствовал. Также и я, вне всякого сомнения, не всегда был в твоих глазах тем отцом, какого ты хотел бы иметь и в каком нуждался. Но я всегда любил тебя, люблю сейчас и всегда буду любить. Я рад, что мы, наконец, поговорили обо всем откровенно, и уверен, отныне мы будем с тобой часто вести такие разговоры. – Дэн коснулся губами лба Фредди. – Ну, мне пора. Если я сейчас не уйду, то разревусь здесь у тебя как баба. Может, увидимся завтра?
– Да, приходи. До завтра.
Он услышал, как Дэн быстро сбегает по лестнице, прыгая, судя по звукам, сразу через две ступеньки, и улыбнулся, чувствуя, как впервые за многие месяцы душа его наполняется тихой радостью.
ГЛАВА 8
Пол вышел из «Брукс Бразерс» и быстро зашагал по улице. Чувство, владевшее им сейчас, можно было бы выразить одним словом: умиротворенность. Он только что купил себе несколько новых костюмов: военная форма, вычищенная и переложенная камфарой, была убрана в дальний угол шкафа, где она и будет лежать долгие годы, дожидаясь того часа, когда он, как когда-то дядя Дэвид, достанет ее оттуда, дабы продемонстрировать в качестве диковинки своим детям. На мгновение ему показалось, что он слышит звонкий голосок: «А что ты делал, папа, в ту Великую войну?»
Ну, он много что делал, да и видел немало, но об этом он предпочитал не вспоминать. Его до сих пор еще мучили кошмары; нередко он просыпался среди ночи в холодном поту и с минуту глядел, моргая, на узкую полоску темно-синего неба там, где на окне разошлись занавески, пока, наконец, слыша рядом с собой ровное дыхание спящей Мими и видя вокруг очертания знакомых предметов, не приходил в себя и не успокаивался.
Проходя сейчас мимо выставленных в витрине прекрасных фуляровых носовых платков и строгих форменных галстуков, он вдруг замер на мгновение: это был магазин, в котором когда-то работал Драммонд; у него еще был такой грустный голос и несколько заискивающий взгляд. Он давно умер.
Это было одним из тех воспоминаний, которые легко могли разрушить всю его умиротворенность.
С усилием он заставил себя встряхнуться. В воздухе в эту последнюю неделю марта уже явственно чувствовалось дыхание весны; в окнах магазинов красовались соломенные шляпки и бумажные нарциссы и, шагая сейчас по улицам, он в первый раз за те два месяца, что прошли со дня его возвращения, почувствовал себя, наконец-то, по-настоящему дома.
Он обещал отцу взять у него дома кое-какие бумаги и просмотреть их за ту неделю, что они с матерью будут отдыхать, поэтому вскоре он повернул на северо-запад к Центральному парку. Пятую авеню заполняли субботние толпы покупателей, обновлявших свой весенний гардероб. Продолжая идти быстрым шагом, он время от времени бросал взгляд на свое отражение в зеркальных витринах. Приятно было вновь увидеть себя в обычном темно-синем костюме. Он все еще был довольно худ, но Мими была полна решимости исправить это, пичкая его с утра до вечера густыми супами, пудингами и домашней выпечки булочками. Она беспокоилась о нем, как мать об изголодавшемся ребенке.
Слово «мать» дало его мыслям новое направление. В этот момент он шел через парк, и ему вдруг вспомнилось, что именно здесь, у пруда, он и видел в своем воображении маленьких мальчиков в самые безумные часы войны. Он представлял себе, как сопровождаемые родителями или няней они пускают там свои кораблики. Некоторые вещи никогда не меняются; он все еще помнил, как сам приходил сюда с прекрасным корабликом – обычно в сопровождении фрейлейн, а иногда с Хенни, и эти минуты были для него особенно счастливыми. Возможно, именно поэтому, думая о своем будущем ребенке, он всегда представлял его сыном, и пруд неизменно был тем местом, где он видел себя с ним.
Мими несомненно будет прекрасной матерью. Он легко мог представить ее трясущейся над ребенком, как сейчас она тряслась над ним, стеная по поводу того, что он промочил ноги или не доел свой обед. Как же ей хотелось иметь ребенка! И пора бы уже, давно пора. Сейчас, когда он вернулся и больше ему ничто не грозит, она сможет, наконец, расслабиться, подумал он, и это произойдет. Правда, она не была крепкой женщиной, постоянно страдала от насморка и простуд, но все это были мелочи и они не могли иметь большого значения…
Чудесный у Фредди сын, здоровенький и веселый. Он уже был личностью, во многом похожий на мать и, может быть, на Дэна, но уж во всяком случае, не на Фредди. Ему вспомнилось, как однажды он повел Фредди в синематограф на фильм «Большое ограбление поезда» и держал его за руку, когда на экране мрачные грабители в масках сели на поезд и напряжение достигло апогея. И снова, как наяву, он увидел перед собой лицо Фредди, побелевшее в тот момент от страха.
«Он сидит там, уставясь в пространство», сказала Лия. «Когда ты говоришь что-то, он поднимает голову и смотрит на тебя, растерянно улыбаясь. Такое впечатление, что он совершенно забыл о тебе. И он ни о чем не говорит.»