Золотая формула
Шрифт:
– У моей Маруси
Два веселых гуся:
Один серый,
Другой белый,
Два веселых гу-у-ся!
Иногда по ночам его ни с того ни с сего начинали обуревать первобытные желания. Он приваливался к спине жены и, лаская ее жесткое, как гладильная доска, тело, жарко шептал непристойности.
Жена вяло отбивалась, ссылаясь
Он усиливал натиск. Чтобы желание не скукожилось, он воссоздавал в воображении красочные картины безумств и любовных ристалищ, в которых когда-либо принимал участие. Если это не помогало, он сумасшедшим усилием воли пытался возбудить в себе ревность к ее любовнику, памятуя, что даже тень ревности удесятеряет сексуальное желание.
– Я имею на тебя неотъемлемое, – сипел он, мусоля ей ухо слюнявыми губами, – освященное вековыми традициями и конституцией преимущественное право собственника. Ты принадлежишь мне безраздельно. Принадлежишь мне, только мне и больше никому!
Притом, повторяю, он знал, что она ему не верна. А она знала, что он это знал.
Маруся обожала сильно пахнущие сыры. Предпочитая всем остальным Мюнстр. От нее всегда пахло этим мерзейшим сыром. Петька говорил, что целовать Марусю, это все равно, что целовать ногу. Словом, первая жена никуда не годилась.
Петька рассказывал, что в те годы ему чуть ли не каждую ночь снился один и тот же сон. Якобы во время любовных утех он случайно убивает жену. Сначала пугается, а потом сам себя успокаивает: «Ну, убил и убил. Ничего тут не поделаешь. Не я первый, не я последний. Достаточно вспомнить Отелло…» В ванной приступает к разделке трупа. Работает пилой и топориком. Работа грязная и утомительная. Сплошные сухожилия, кости и твердое как камень мясо. Шутит: «Да, из этого рагу не приготовишь». Устав, делает перекуры. Выходит на балкон, мечтательно задумывается: «А все-таки хорошо, что я ее того… прикончил». Он вдыхает полной грудью свежий вечерний воздух, любуется закатом. «Вот она – свобода!»
Рассказывая это, Петька страшно хохотал и косил глазом. Думаю, уже тогда он был немного не в себе.
…Тогда же он решил написать роман. Так называемый «женский». Повествование должно было вестись от первого лица. Он был убежден, что таинственную природу женской души по-настоящему способен постичь только мужчина. Общеизвестно, что великие любовные романы написаны мужчинами. «Анну Каренину» написал мужчина. И «Мадам Бовари» – мужчина. И ни одной женщине, даже если она выскочит из кожи, никогда не подняться до таких художественных и психологических высот.
Главное, понял Соловей, при написании все время помнить, что ты женщина. Чтобы войти в образ, он проштудировал знаменитую «Систему» Станиславского, который большое значение уделял искусству перевоплощения. Правда, нигде у Станиславского он не нашел строк о том, как должен вести себя мужчина, если он принял твердое решение – хотя бы на время – перевоплотиться в женщину.
Соловей придумал заглавие: «Откровения любви». По его задумке, это должно было быть чем-то вроде дневников, которые главная героиня ведет на протяжении нескольких десятилетий.
Каждый
…Повествование начиналось с описания позднего московского утра. Красавица-героиня, проводив любовника, нежится в постели и мечтает о том, как бы перевести его в разряд женихов. Повалявшись в кровати, она, томно потягиваясь и зевая, встает, подходит к окну и произносит монолог – что-то бессмысленно-романтическое из Игоря Северянина. Затем направляется в ванную комнату.
Счастливо напевая, она, склонившись над раковиной, распаривает лицо, намыливает его и… начинает бриться «Вилкинсоном».
Таким образом, попытка в соответствии с «Системой» войти в образ провалилась.
…Первый неудачный опыт отвадил Соловья от литературы на долгие пять лет, в течение которых он успел развестись с Марусей, окончить университет, на короткое время остаться там в качестве ассистента, потом поступить на работу в «толстый» литературный журнал и снова жениться. На этот раз он женился на дочери министра путей сообщения.
Непосвященным могло показаться странным, что Соловей, сын прачки и животновода (так он всегда представлялся при знакомстве с хорошенькими барышнями), так удачно подбирал себе выгодных невест.
Надо было крепко и надежно сидеть в номенклатурной обойме, чтобы тебя принимали в домах, расположенных на главных улицах и проспектах столицы.
Он и сидел. Прочно. И надежно. Да, действительно, его мать была прачкой, но какой!.. Она заведовала банно-прачечным трестом, в котором трудилось около тридцати тысяч работниц. Если бы все это происходило в царской России, она имела бы чин тайного советника. То есть была бы штатским генерал-лейтенантом. Да и отец, если на то пошло, не был простым животноводом: он был героем социалистического труда и заместителем министра мясомолочной промышленности.
…В молодости Петька обожал розыгрыши, жертвами которых становились даже матерые университетские преподаватели. Один такой розыгрыш, литературно приглаженный, я предлагаю вниманию читателя. Итак…
«Преподаватель военной кафедры, отставной полковник, издает вздох облегчения. Он только что закончил читать лекцию об отравляющих и нервнопаралитических веществах. Два часа – не шутка. Чесать языком столько времени – испытание серьезное.
Полковник, удовлетворенно насвистывая, опускает конспект на дно объемистого портфеля, из брючного кармана извлекает носовой платок, любовно разворачивает его, прикладывает к носу и с шумом начинает прочищать нос. Затем, не отнимая платка от лица, повеселевшими глазами обводит аудиторию.
– Ну что, господа студенты, вопросы есть? – бодро спрашивает он.
Студенты устало крутят головами. Какие могут быть вопросы после четырех «пар»?