Золотая формула
Шрифт:
…Мишка не всегда был стоматологом. Почти три года он слонялся по коридорам и аудиториям филфака МГУ. Там он напитался филологической фанаберии, научился часами говорить ни о чем, что очень нравится экзальтированным дамам и высоко ценится в так называемых интеллектуальных кругах, и там же, на филфаке, познакомился с Соловьем.
Из университета
Врачебный персонал поликлиники состоял из последовательных приверженцев радикальной стоматологии, то есть из профессионалов, которым было чуждо чувство сострадания. И я сам не раз слышал душераздирающие крики, которые вырывались из зубоврачебных кабинетов, словно из пыточных камер гестаповских застенков.
Легенда, в которую я свято верю, гласит, что однажды профессор Сироткин, славившийся болезненным пристрастием к изуверским шуткам, заманил туда подвыпившего полковника Генерального штаба, которого с рук на руки передал хирургу Баранову. Угрюмый, неразговорчивый, вечно не бритый, Баранов был похож на холодного убийцу, каковым, как мне кажется, и являлся. У полковника были гнилые зубы. Баранов, тоже подвыпивший, на спор – без анестезии! – в один «заезд» выдрал у полковника шесть зубов. Чтобы пациент не брыкался, безжалостный Баранов на время экзекуции, не пожалев собственных подтяжек, крепко-накрепко приторочил полковника к креслу, а в рот ему вставил – чтобы не укусил – специальный фиксационный зевник для крупного рогатого скота.
Ополоумевший полковник, говорят, так орал, что его было слышно у пригородных касс Киевского вокзала.
Работали в поликлинике только евреи. У многих были русские фамилии. По этой ли причине или по какой иной, но пили там по-русски – то есть беспросветно. В три часа дня в кабинетах практически не оставалось ни одного трезвого врача. И годами
Профессор Сироткин, бывший там не только главным врачом, но и главным сердцеедом, не менее раза в год полностью освежал корпус молоденьких и хорошеньких сестричек. Стоматологи – сплошь отчаянные ловеласы, пьянчуги и буяны – всемерно поддерживали эту традицию.
В конце концов, это случилось уже в начале девяностых, поликлинику прикрыли, и дружный коллектив стоматологов чуть ли не в полном составе отбыл на Брайтон Бич. Первым укатил главврач. Ходили слухи, что Сироткин окольными путями заблаговременно переправил за границу двенадцать миллионов долларов.
Единственный, кто не поехал за океан, а отправился на историческую родину, в Израиль, был Лев Самуилович Розенфельд, Мишкин отец.
…Мишка рассказывал, что, когда он оканчивал третий курс филфака, отец провел с ним своеобразную политико-воспитательную беседу.
«Хочешь всю жизнь отбарабанить учителем в общеобразовательной школе, чтобы за копейки учить русских гоев их же русской литературе? Курам на смех! Ведь вокруг тебя одни только гои, протри глаза, слепец! И ты думаешь, они, гои, поверят, что ты гой еси, добрый молодец?..»
Лев Самуилович давно присматривался к сыну. По его мнению, Мишка был очень сомнительным евреем.
Поэтому он посчитал нужным отметить:
«Никогда не забывай, что ты еврей. Хочешь, открою тебе главную еврейскую тайну? Вот слушай. Слушай и запоминай, балда. Не еврею не понять, что на дне души каждого еврея покоятся две, на первый взгляд несовместимых, истины, которые отличают еврея от представителей всех других национальностей. Во-первых, это трагическое, глубочайшее осмысление своей крайней ущербности, и, во-вторых, историческое осознание своей всепобеждающей исключительности, то есть гордыни. Это стержневые еврейские черты, определяющие…» – Лев Самуилович не договорил и махнул рукой.
Конец ознакомительного фрагмента.