Золотая голова
Шрифт:
— Ничего хорошего, разумеется. Но с чего мне жаловаться? Я налогов не плачу!
Снова последовала пауза, после чего он заметил:
— Если уж ты так хорошо разбираешься в загадочных надписях, может, и те знаки сумела прочесть?
— Какие? — невинным голосом осведомилась я. Он не ответил.
Альдерман Самитш был прав — мы и в самом деле в чем-то похожи. Но Тальви этого никогда не признает. Карета остановилась. Мы были у дома.
В спальню меня никто не проводил, и даже огня не дали. Но читать я не собиралась (хватит, почитала уже для одного вечера), а чтобы раздеться, хватит и лунного света.
Я уснула не сразу, еще поразмыслила — вредная
Итак, мы вляпались в пошлейший заговор… При всем моем отвращении к подобным делам я была в них не столь уж невежественна. Хвастаться этим не приходилось Любой голодный оборванец в порту знает, что герцог Эрдский стар, болен и не имеет прямых наследников. Свергать старика вряд ли кто решится, но вот что начнется после его смерти… до сих пор я считала, что меня это не касается. Остается надеяться, что герцог протянет на этом свете дольше, чем моя служба у Тальви. Кстати, ежели Тальви думает, что он столь уж оригинален в манере вербовать себе сторонников, то он ошибается. Фризбю рассказывал мне, что именно среди смертников находили себе агентов в прошлом веке имперские тайные службы. Или голову на плаху, или… обычно выбирали второе. А пришла эта мода, кажется, из Англии…
Что-то во всем этом было не так.
В чем?
Хватит, сказала я себе, день и без того был слишком длинный В кои-то веки выпал случай отоспаться в приличной постели. И когда-то он еще будет… если я не ошибаюсь…
Приснилась мне висящая в воздухе огненная дверь, сквозь которую кто-то… или что-то заставляло меня пройти. Я замирала от ужаса, но, войдя в пределы огня, испытала невыразимый прилив радости, как от возвращения домой, хотя дома у меня не было с младенческих лет. Тут я и проснулась, с мыслью, что повар рыцаря Ларкома в подметки не годится кухарке «Оловянной кружки».
Кстати о кухарках. Тальви сказал, что здесь нет горничной, но рано утром, постучавшись в дверь, ко мне заглянула женщина. Она буркнула что-то нечленораздельное, бросила на стул стопку одежды и поспешила ретироваться — возможно, на кухню Одежда оказалась моей старой — то есть не той, в коей меня совлекли с эшафота, а той, в которой я сюда приехала. Ее выстирали и высушили — я разумею рубаху и штаны, кафтан бы не успел высохнуть, но и на том спасибо. Из чего я заключила, что светских визитов мне нынче не предстоит. Оно и к лучшему.
С Тальви я встретилась в соседней комнате, где мы вчера попивали вино. Сегодня вина не было.
— Я готова ехать, — заявила я ему.
— Поедем. Но прежде я хочу предупредить: не преувеличивай своей проницательности. Я прекрасно понимаю, почему ты не задаешь вопросов. Думаешь, что таким образом больше узнаешь сама. В некоторых обстоятельствах это правильно. Как в деле Форчиа. Но не всегда будет так просто.
— Благодарю за своевременное предупреждение.
— Брось. Учтивость оставь для вчерашней публики. Я ведь тоже не переоцениваю твоей преданности. Точнее, я знаю, что ты преданна не мне, а своей вере в то, что долги следует платить.
— Тогда позволь все же задать тебе вопрос: моя служба пожизненна? Или ей отмерен какой-то срок?
— На это я тебе в точности ответить не могу. Но я бы не назвал службу пожизненной. Однако ты должна сама почувствовать, что долг отдан.
Это было слишком мудрено.
— И потом, — добавил он, — у тебя может быть вполне достойная и достижимая цель.
— Просвети, будь добр.
— Есть ведь земли Скьольдов…
— Земли Скьольдов отошли короне.
— В твою золотую голову никогда не приходило, что их можно выкупить?
Что за мысль! Стараясь не выказать удивления, я пожала плечами:
— Даже если бы я располагала достаточной суммой, императорская судебная палата вряд ли признает меня правомочной наследницей. А если признает, тем хуже. Помимо общеизвестной репутации Скьольдов, остается и мой собственный смертный приговор, отложенный, но не аннулированный. Так что сделка может быть осуществлена только через третье лицо, при этом обладающее огромными связями…
— Возможно, я мог бы выкупить их для тебя, — прервал он мои рассуждения. Я подняла на него глаза.
— Вот, значит, какова цена? Ставки на долг недостаточно?
— Я сказал — «возможно».
— Ну, не цена, а сочная репка, подвешенная под носом! А я, знаешь ли, репу не ем. Оставим этот разговор. Я ведь не отказываюсь служить. Потому что долги следует платить. И ни по какой другой причине.
Был ли он оскорблен или доволен моим ответом, определить невозможно. Он сказал, что мы выезжаем тотчас же. Мы — это в придачу оказались Ренхид и Малхира, все верхами. И никаких карет. Мы ехали по улицам шагом, и я, положившись на спутников, лучше знавших город, думала о предложении Тальви и о моем отказе. Нет, я не стала бы бороться за возвращение родовых владений. Потому что они бесполезны? Разумеется, я несколько раз поднималась на Фену-Скьольд и видела руины, заросшие дикой травой и куманикой. Чтобы восстановить все это, потребовалось бы чертова уйма денег, чтоб не сказать больше, а смысл? Скьольды жили совсем иным доходом со своих угодий, нежели тот, что приносят пахотные земли, сады, мельницы и рыбные садки. Земли Скьольдов были совершенно бесплодны, иначе коронные управляющие употребили бы их на что-нибудь. А может, я всегда сознавала, что эти земли и так мои, и никакого выкупа, чтобы подтвердить это, не требуется?
Посторонний шум привлек мое внимание. Шум не мирный. Слышались треск, крики, звон стекла, визг и плач. Я оглянулась.
— Тут рынок поблизости, — сказал Ренхид. Но этот шум не напоминал о рыночных драках. Уж их-то я, родные, знаю, как семинарист « Pater noster «. Похоже, в городе происходили беспорядки. Я покосилась на Тальви — работа его приятелей? Он угадал мои мысли и отрицательно покачал головой. Мы тронулись дальше и, проехав еще один переулок, увидели, как из ворот рынка вываливается буйная компания исключительно мужского пола. Причем это были явно последние среди пробежавших дальше по улице. На мостовой валялись битые стекла и посуда, кучи какого-то рванья. Мне показалось, что я чувствую запах паленого.
— Эй, народ, что делается? — крикнул Малхира. Какой-то парень в фартуке мастерового оборотил к нему жизнерадостное румяное лицо.
— Южную сволочь бьем! — превесело сообщил он. — Потрепали немного купчишек, сейчас докончим
— Попили нашей крови, хватит! — поддержал его некто постарше. — Ни работы, ни торговли, ни житья от них не стало.
— Эрденон для эрдов! — возгласил долговязый студиозус, взмахивая дешевой шпажонкой — Долой карнионскую заразу!
Это было уже нечто. Мы с Тальви переглянулись. Ясное дело, что в смутные времена всегда начинают кого-то громить — евреев, цыган, иностранцев, иноверцев. Но чтобы били южан, таких же коренных и полноправных жителей империи и примерных католиков? Такого на моей памяти не было Да и времена стояли не такие уж смутные…