Золотая голова
Шрифт:
Но раздумывать было некогда. Оставив позади студента разглагольствовать что-то о древних вольностях, на которые никому не дозволено покушаться, мы проехали дальше. Лавки — это не дома, утешала я себя. Напрасно, как оказалось Мы увидели их на следующем перекрестке, где две волны схлестнулись уже достаточно давно. Среди южан были женщины и дети, и теперь они отступали. Несколько человек валялось на мостовой без движения, и бегущие спотыкались об них. Так, женщина, волокущая за руки двух орущих малышей, не устояла и грохнулась.
— Уходим? — просяще бросил Ренхид. — Зажмут ведь с двух сторон…
Какой-то молокосос подобрал
Над моей головой просвистела пуля, и Керли шарахнулась в сторону. Скатываясь на землю, я различила в гуще толпы мушкетный ствол. Укрывшись за плясавшей от испуга лошадью, я разрядила в ту сторону второй пистолет. Потом бросилась в толпу с «миротворцем» в руке. И плавно вошла с ним в самую гущу. Драка шла подлая, без всяких правил, где старательно бьют лежачего, выдавливают пальцами глаза и противника ищут послабее. Ну, как они, так и я. Дубинка со свинцом с хрусгом прошлась и по костям, и по мягким частям телес. Мне тоже сразу заехали ребром ладони по лицу, но так удачно, что лишь разбили губы, а зубы остались целы. Правда, этот недосмотр кто-то незамедлительно постарался исправить. Поэтому руку с кастетом, целившую мне в челюсть, пришлось немножко сломать. Всего в паре мест. Тут моему славному оружию и пришел конец. Разумеется, железный прут должен был переломить мне хребет, но я успела развернуться и парировать удар. Однако дубинка переломилась, оставив мне лишь короткий заостренный обломок, болтавшийся на ремешке вокруг запястья.
Передо мной снова был студент. Их и вообще в толпе было немало. Не новость — какая же заваруха, какой бунт, какой погром без студентов?
— Бей карнионских прихвостней! — орало будущее светило науки, размахивая заточенным прутом. — Эрденон для эрдов!
Не дожидаясь, пока он замолчит, я перехватила свой обломок, слишком легкий для серьезного удара, но приобретший иные качества, прошла под рукой и вогнала острие ему в подбородок, слегка порвав рот. Пока он корчился от боли, я пнула его в самое уязвимое у мужчин место (не в голову, не подумайте), и он улегся на мостовую. За что ценю нашу учащуюся молодежь — драться любят, но не умеют.
Следующий противник — по виду приказчик — был посолиднее. Руки у него были очень длинные, куда мне, а в одной из них он сжимал тесак. Тут уж обломок дубинки помочь не мог. Любимый кинжал Ренхида, придется мне все же выпустить тебя на волю… Проще всего было бы метнуть его, но кинжал оставался моим последним оружием, и мне не хотелось выпускать его из рук. Судя по тому, как приказчик размахивал тесаком, вернее даже рубил, он был явно намерен распороть мне глотку. При его росте это было очень даже сподручно. А вот колоть при таких замашках было очень даже затруднительно. Зато кинжалом труднее защищаться, ничего не попишешь…
Насчет письма… Этого парня учили работать тесаком, сразу видно. А вот «расписывать» воздух клинком — вряд ли. Это для более тонкого и легкого оружия. Обычно — ножа. Кинжалом даже удобнее, он обоюдоострый.
Нет, его не учили, иначе плохо бы мне пришлось. Когда кинжал замелькал перед его глазами, словно выписывая непонятные письмена, он не то чтобы растерялся, но движения его замедлились. Он был выше меня, но кинжалом и бить сподручнее снизу вверх. Ничего особенного я ему не сделала. Просто резанула ему по венам на руках. На обеих. Чтоб оружие держать не мог. Все-таки он растерялся. Потому что, кроме рук, у него оставались и ноги, и голова, которая, может, и мало думала, но годилась на то, чтоб двинуть так, что мало не покажется.
Но он отступил. Отступил, как и остальные. Ненамного.
Оказалось, что южане, пользуясь моими геройскими действиями, почти полностью покинули поле брани. Оставался лишь один мужчина с разбитым в совершенную кашу лицом, который силился подняться с четверенек, и та самая женщина, впавшая в полное оцепенение. Она сидела на земле. Малыши, копошившиеся подле ее юбок, уже не орали, а попискивали, надорвав голоса.
— Бей крысу с крысенятами! — раздалось в толпе поборников эрдских вольностей. Они разбивали мостовую ломами и палками. Плохо дело, подумала я. Никакой кинжал не поможет.
— Бегите! — гавкнула я, вздернула оказавшегося ближе мужчину за шиворот и бросилась к женщине с детьми. — Бегите, черт вас дери!
Но женщина обвисала кулем, и мне не удавалось ее поднять. Засвистели камни, и я ринулась ниц, пригибая всех троих к земле. Послышался гогот. Плевать. Гордость в такой миг ни к чему, главное — уберечь голову, а там можно и ползком…
Потом крики и вопли изменились, смешиваясь с топотом копыт. Барахтаясь в куче прикрываемых мной тел, я отметила, что булыжники в нас не летят, и рискнула поднять голову.
Гейрред Тальви нарушил нейтралитет. Он врезался в толпу на своем высоком сером жеребце. В правой руке у него была шпага, в левой — пистолет. Я не слышала, чтоб он стрелял, может, он и не стрелял вовсе. Действовал он с исключительной расчетливостью и весьма эффективно, одновременно давя толпу конем, орудуя тяжелой шпагой и бия особо настойчивых по черепам рукояткой пистолета. За ним следовал Малхира, вопя нечто непонятное, но угрожающее, и вовсю размахивал палашом, больше для устрашения, но и это приносило некоторую пользу. Замыкал наступление Ренхид, влекущий в поводу храпящую Керли. Он ничего особенного не делал и все же помогал вытеснению противника.
Кругом орали:
— Сукины дети! Продались за южное золото!
— Предатели! Карнионские наемники!
Я поднялась на ноги, нащупывая в грязи железный прут, выпавший из руки все еще пребывающего в обмороке студента. Встряхнулась и двинулась к дерущимся. Странно — как только я поняла, что рассчитывать могу не только на себя, то почувствовала себя менее уверенно. Оглянувшись, я увидела, что женщина все же пришла в себя и убегает вдаль по переулку, держа одного из малышей под мышкой. Второго посадил себе на закорки ковылявший за ней мужчина.
Уже было ясно, что Тальви сотоварищи толпу сильно расшугали. Кто испугался, а кто и получил увечья. Когда я добралась до своих спутников, то лишь ухватилась за стремя Керли, отпыхиваясь и отбрасывая волосы со лба — шляпу я потеряла в самом начале драки. Но именно я первой услышала, или почувствовала всем телом, далекую дрожь мостовой. Марш тяжелых, подбитых железом сапог. У меня на такие вещи слух наметанный.
— Пора сматываться, — сказала я, сплевывая кровь.
— Что так? — удивился Малхира. Он еще не успел насладиться вкусом победы.