Золотая лихорадка

Иторр Кайл

– Рад знакомству, сеньор Антонио. Так вот, относительно фермы: она куплена моим человеком, поскольку лично мне в настоящее время не следует быть владельцем недвижимости на испанской территории.

Янес кивает, "особо тонкий намек" принят. За кого он меня после этого принимает, его трудности. Со своей стороны, готов обеспечить еще несколько намеков, мне несложно.

А я добавляю:

– Теперь моя очередь просить прощения за неучтивость, но все светские прелюдии лучше пропустить. Сомневаюсь, что делового человека сорвало с места простое желание посетить недостроенную... ферму, поэтому – какова цель вашего визита?

Деловой

человек улыбается, не разжимая губ. Седая эспаньолка чуть дергается.

– Что ж, сеньор Владимир, раз мы опускаем светские прелюдии – сколько намыли?

Вопроса этого я ожидал. Не так вот сразу, но почему бы и нет.

– Граммов двести пока. Насчет чистоты не уверен, не специалист.

– Покажете?

– Можно. – Беру из стопки дорожной посуды пластиковую тарелку и высыпаю в нее содержимое небольшого мешочка, который достаю из подсумка. Золотой песок как есть, со следами местной рыжей пыли, но она тут везде.

– Самородки?

– Не попадались. Может, глубже и есть, но пока россыпь.

– Ваши планы?

– Прямо сейчас – жду ваших предложений, сеньор Антонио.

– Пятьдесят тысяч наличными, и полчаса на сборы.

Предложение на самом деле хорошее. Но соглашаться нельзя.

– Сеньор Антонио, номинальную стоимость участка вы наверняка знаете, а двести граммов мы намыли за неполные четыре дня. Откровенно признаюсь, практических знаний у меня в этой сфере мало, у моего человека немногим больше. Спрогнозировать, сколько тут вообще можно накопать, не берусь, но профессионал в горных делах, каковой, ни минуты не сомневаюсь, найдется в вашем распоряжении, за неделю добудет пятьдесят тысяч золотым песком. Даже с учетом орденских десяти процентов за конвертацию.

– Девяносто тысяч.

– Две недели труда вашему специалисту.

– Мне дешевле будет выкупить несколько участков по соседству и начать собственную разработку на них.

– Но вы ведь не хотите лишней огласки, – улыбаюсь я, – а в Мадриде несколько сотен старателей уже которую неделю выбивают из правительства координаты золотых россыпей. Если координаты будут обнародованы, спокойно вести разработку не сможете даже вы, такая толпа свернет любой забор при одном намеке на то, что здесь есть золото.

– Тот же аргумент могу привести и я.

– Ваше время стоит дороже.

– В таком случае, сеньор Владимир, не будем его более тратить. Ваши условия?

– Условия простые, – задумчиво сообщаю я. – Полчаса на сборы нам хватит, однако главный вопрос в безопасности сделки... Сто пятьдесят тысяч экю, сеньор Антонио, меньшее было бы преступлением. Наличными, готов взять пластик или золотые монеты Ордена, слиткам после одного прошлогоднего случая не доверяю. – Кстати, чистая правда, и все, кто в курсе, также поспешили перебросить капиталы на банковские счета, а в кубышке на черный день если что и хранить, то монеты либо банкноты. – И одно условие, нас оно обезопасит, а вам позволит сохранить секретность сделки.

– Какое условие?

– Которое позволит нам спокойно покинуть зону испанской юрисдикции, не проезжая через Мадрид. Соответственно и той старательской шатии ни слова.

– Но купчая оформлена через банк.

– Полагаю, любых мадридских крючкотворов устроят передаточная надпись на купчей и собственноручно написанное заявление о продаже. Впрочем, их вы наверняка знаете лучше меня

и вопрос этот сможете уладить сами.

Сеньор Антонио хмыкает и, опираясь на трость, резко поднимается.

– Договорились. Пятьдесят тысяч задатка сразу, еще сто будет через два часа. Устраивает?

– Конечно.

– Но золотой песок я забираю с собой прямо сейчас.

Читай: проверю, что вы там намыли, а то знаем мы этих любителей. У Джека Лондона старатели-профи на глаз свободно определяли процент примесей в добытом золоте, но в нынешние времена есть оборудование, которое сделает это быстрее и точнее.

Изображаю борьбу с жабой, все же золотого песка в мешочке почти на две тысячи экю, каковые в сумму сделки отдельно не войдут, и киваю.

– Договорились, сеньор Антонио. Мы пока соберем все необходимое, и ждем вас.

К выходу испанца провожаю уже я; Ингольв, конечно, товарищ матерый и тоже умеет делать бесстрастную "покерную" морду, но лучше я сам. Короткий приказ, здоровяк-телохранитель, помедлив, добывает из глубин "субурбана" аккуратный сверток. Под оберткой – перехваченные резинками стопки банкнот гибкого пластика. Пять синих (двадцатками, по тысяче в каждой пачке), две оранжевых (полусотнями, соответственно по две с половиной), четыре зеленых (сотнями, по пять тысяч) и две желтых (двухсотками, по десять тысяч). Две пачки на выбор пересчитываю – сходится, а о фальшивомонетчиках, способных подделывать пластиковые купюры орденского образца, я пока еще не слышал. Что не "кукла", и так вижу.

Тринадцать пачек, общим весом примерно кило с четвертью. Пятьдесят тысяч экю. Держал я в руках суммы и посолиднее, не спорю, но ощущение все равно приятное.

– До скорого свидания, сеньор Владимир, – садится Янес в машину. Закрывает дверцу, но тут же опускает тонированное стекло и сообщает: – Мануэль с ребятами пока задержится здесь, постережет ферму... от незваных визитеров.

– Не возражаю, – только и могу ответить я. А если б и возражал, так что? Правильно.

Сеньор Антонио отдает несколько распоряжений по-испански и закрывает окошко. Разговор окончен.

Через несколько минут белый "шеви" в сопровождении одного из "гелендов" скрывается вдали. Трое охранников остаются сидеть в немецком внедорожнике, открыв дверцы настежь. Из мощной магнитолы на версту вокруг гремит "Раммштайн".

Пожалуй, это единственный плюс ситуации: что-нибудь расслышать сквозь тяжелый тевтонский металл людям сеньора Антонио весьма проблематично.

Одно слово по ходиболтайке Ингольву – и очередь из двух "браунингов" накроет "геленд", со ста метров из станкача не промахнуться, а тачка-то не бронированная, не выжить им. Пистолет при мне, добить смогу. Дальше мы загружаемся в "вольву" и сматываем удочки, пятьдесят штук в кармане, а "Каса-Дорадо" по всем документам остается собственностью Ингольва, поэтому даже если Янес рассердится за такой наш нехороший поступок и пустит на опустевшую территорию "красного петуха" – ну сгорят сараи да колючки периметра, велика важность. Грабить все равно нечего, а единственный золотой песок, который был на этой земле, сеньор Антонио с собой и увез, больше просто нет. Я действительно возился несколько дней с промывочным каскадом, всеми этими усилиями там намылось с половину чайной ложки темных тяжелых крупинок. Возможно, та самая помесь свинца с сурьмой, и уж всяко не золото.