Золотая лихорадка
Шрифт:
— Что? — тихо выговорила она.
— Причем сказал это Артист при таких обстоятельствах, что ну не было ему нужды врать, понимаешь! Он сказал, что позвонил Коле в лагерь на мобилу. Он даже оговорился, знаково так оговорился: «на могилу», — хотела добавить я, но по естественным причинам не стала этого делать, а вспомнила про этот звонок Кудрявцеву: — Ты же помнишь, Аня, мы с тобой тихо сидели у костра, говорили, а потом ты окликнула Колю, и оказалось, что он уехал. А ты, Инвер, еще говорил, что спросонку слышал, как Коле звонили. Кудрявцев еще проверял, спишь ты или нет. Не хотел, чтобы услышали.
— Да, да, — сумрачно подтвердил тот. — Было. И?..
— И Коля поехал. Добровольно так поехал, учтите.
А потом вдруг находят его в шкафу, мертвым находят, и как он туда попал, непонятно. И отчего он умер, тоже непонятно. У него же никаких повреждений на теле не было, кроме этой ссадины на лице, которая ну никак не более смертоносна, чем… чем вот этот порез! — воскликнула я, отбирая нож у Ракушкина, который тщился порезать огурец, а вместо этого порезал себе палец. — Вот видите, он же жив.
— Ж-ж-жив-в! — обрадованно прожужжал Ракушкин, которому польстило, что обратили внимание на его скорбную персону, а не терзали его слух разговорами, которые — вследствие его состояния — были ему на девяносто пять процентов непонятны.
— А вот с Колей случилось непоправимое, — продолжала я. — И по тому, что люди Артиста приходили за телом Николая в офис, я делаю только один вывод…
— Какой же?
— Что Николая никто не убивал, — раздельно выговорила я. — Тот парень, которого я поймала и которого, кстати, взорвали через два дня, не упоминал, что их послали забрать труп. Если бы это было так, то он сказал бы, что их послали забрать жмурика. А он ничего подобного не сказал. Значит, их послали за живым человеком. К тому же… к тому же непонятно, зачем надо было убийце прятать труп в шкаф, чтобы потом оттуда его забирать, да еще такими авральными методами. Непонятно, правда? Да и по времени не сходится. Нет. Все было не так. Я полагаю, что на самом деле Николай, получив звонок от Артиста, направился в офис «Суффикса» самостоятельно. И проник он туда самостоятельно, минуя охрану. Зачем? По всей видимости, там у него была назначена встреча с Артистом. Но есть ли смысл Артисту убивать кого-то в собственном офисе? Конечно, нет! Что он, дурак, что ли? Когда я с ним общалась, что-то особой глупости я в нем не приметила. Правда, общение было весьма своеобразным…
Я сделала паузу. Инвер и Аня, затаив дыхание, глядели на меня. Ракушкин упал головой на стол и посапывал тихонечко. Я продолжала:
— Словом, Николай приехал на встречу в офис без принуждения, и… наверно, он ждал Артиста. Но Артист по каким-то причинам не приехал, а вместо него приехали эти обезьяны, которые застали Николая уже мертвым. А еще раньше его нашел — в шкафу мертвым — вот этот охранник Степан, он машинально взял трубку, на которую звонила Аня. Из-за чего весь переполох и поднялся, собственно.
— Но… отчего же тогда умер?.. Умер Николай?! — выговорила Кудрявцева, и глаза ее, доселе сухие, увлажнились. — Что значит вся эта чудовищная путаница?
— Отчего он умер? А вот это, собственно, мы и не узнали, потому что вы предпочли не делать экспертизу. Почему вы не стали ее делать?
Аня молчала, опустив голову. Потом произнесла тихим, хрипловатым голосом:
— Ты что… подозреваешь меня… как будто я пыталась скрыть причины истинной смерти Коли, так? Нет, Маша, ты скажи, если ты меня в чем-то подозреваешь, то уж ты скажи, пожалуйста… так? Ты ведь… ты ведь и Николая уже припечатала к позорному столбу, что он, дескать, якшался с этим Козловым, и вообще. Нет, если ты что-то такое думаешь, то скажи об этом прямо, ты ничего не стесняйся. Все свои, что тут стесняться! — добавила она, впустив в свой голос определенно истерические нотки. Но тут же с собой совладала, а я поспешила перебить ее, говоря:
— Аня, я ни в чем тебя не обвиняю, ты вот только скажи мне: кто отказался от экспертизы?
— Я.
— Почему?
Почему? Ты спрашиваешь, почему? После того, как кто-то пытался украсть тело моего мужа из морга, после того, как в этом «Суффиксе» была кровавая бойня, в которой ты приняла активное участие?.. После того, как охрана не могла поймать того вора, а только полоснули ему скальпелем по ноге, и всего-то делов! Я забрала Колю домой, а потом похоронила. Не нужно мне никакой экспертизы, и у меня в Киеве достаточно друзей, чтобы эти врачи отдали мне моего мужа. Никому из посторонних нельзя доверять, никому, иногда я думаю, что даже близким друзьям нельзя доверять, даже себе нельзя доверять!
— Даже себе нельзя доверять, — машинально повторила я. — Аня, а тебе никогда не приходило в голову, отчего такой неподдельный интерес к твоему мужу, нет? К тому же — прости меня уж ради бога, Аня! — но не к живому, а уже к мертвому, к трупу, понимаешь?
— Н-нет.
— Вот и мне не приходило. А недавно пришло. Я подумала, что это очень важно. Я уж не знаю, как это пока что интерпретировать, но, по крайней мере, могу тебе сказать точно: Колю не убили. Он… знаешь, отчего он умер? Странно, что я вообще с первого взгляда не определила. Наверно, эта ссадина на лице смутила, да и вообще — все были заряжены на то, что он умер насильственной смертью. Дело в том, что он умер от удушья. Понимаешь? Я вспомнила его лицо, и это стало так же ясно, как если бы я прочитала экспертизу — ту, которую вы не сделали! — и увидела, что там черным по белому написано: «смерть наступила от асфиксии», то есть от удушья.
Аня поднесла руки к лицу.
— В самом деле… — пробормотала она. — В самом деле, да… верно.
— Да, — сказал Инвер, — возможно, ты права, Мария. А… прости… значит, ты предполагаешь, что его заперли в шкафу, где он задохнулся.
— Быть может, — с сомнением покачала я головой, — быть может.
Аня посмотрела сначала на меня, потом на Инвера и произнесла:
— Вот что… быть может, я была не права, что сразу не сказала… но тогда мне было не до того. Словом, когда мы с тобой тогда увидели Колю… уж не знаю, как это получилось… к моим ногам то ли из его карманов, то ли из его пальцев, то ли еще откуда выпало… вот это. Я не стала говорить, потому что боялась, что отберут… что это окажется какой-либо вещдок… что… словом, я никому не проболталась. Я уже смотрела по каталогу… это оказался… Да вот, посмотрите сами.
И она выложила на стол перстень. По тому, как тускло блеснул металл, как мелькнули блики в камне, который был оправлен в перстень, я поняла, что это — золото, а камень самый что ни на есть драгоценный.
19
Я не очень хорошо разбираюсь в драгоценностях, но от этой вещицы пахло древностью. Перстень был невелик, я взяла его в руки и поняла, что он налезет мне разве что на мизинец. А ведь у меня далеко не самые крупные руки и совсем не толстые пальцы, даже для молодой женщины.
— Инвер, — сказала Аня, — ты в этом понимаешь, погляди.
Инвер принял от меня перстень, колупнул его ногтем, потом попробовал камень на зуб. Наконец он поднял глаза и проговорил:
— Ну что я могу сказать? Это золото, а камень, если не ошибаюсь, обычный бриллиант. То есть не совсем обычный, а желтый бриллиант. Судя по огранке… в общем, это не совсем современная огранка. Я бы даже сказал — совсем не современная. И вообще, мне приходилось видеть такие перстни. В музее. Это так называемый караимский перстень. Кто такие караимы, я, откровенно говоря, не помню, помню только, что они жили здесь, в Причерноморье и Крыму, начиная то ли с VIII, то ли с IX века. Впрочем, нам за исторической справкой далеко ходить не надо. Вон он, наша справка, лицом об стол спит.