Золотая лихорадка
Шрифт:
— Что — это?
— Перстень. Чертов караимский перстень. Когда он упал к моим ногам, мне сначала показалось, будто это что-то живое. Вроде жука или паука, только очень большого. Только потом я разглядела, что это не насекомое и не паук. Он… он как будто сам нырнул мне в руку, так, как если бы Коля сам передал его мне. И знаешь… стало так холодно-холодно…
— Аня, тебе тогда много что могло показаться. Все-таки такая страшная трагедия. А перстень… да, вполне возможно, что он из какого-то разрытого могильного кургана. Или караимы хоронили своих не в курганах?
— Почему
Не знаю, — решительно сказала я, — тринадцать или двенадцать, но карусель вокруг него закрутилась вполне современная. А насчет того, что выкопанные сокровища могильников не приносят счастья, как содержимое египетских пирамид, — так позавчера я встретила одного мужчину. Он был не бог весть как трезв, но так, получше, чем Ракушкин вчера вечером. И этот мужчина рассказал мне историю. Дескать, какой-то искатель наткнулся на большой древний клад, а его зарыли вместе с найденными драгоценностями. Не клад, а искателя. Понимаешь? Заживо.
Длинная конвульсия пробежала по телу Кудрявцевой, и я поспешно сжала ей плечи:
— Все, молчу! Ты и так на пределе, а я тебе травлю байки, подслушанные у всяких местных забулдыг.
— Лучше давай подумаем, кто мог взять перстень, — тихо сказала она. — Вот, смотри.
И она палочкой написала на бледно-желтом, почти белом песке столбик имен. Я молча смотрела на то, что она делает. На песке возникло:
Инвер Кварцхелия
Костя Гранин
Юля Ширшова
Стравинский Олег
Касторова Наталья
Штык Онуфрий
Ракушкин Саша…
После этого она заколебалась, а потом решительно дописала последнее имя и фамилию: Кудрявцева Анна.
— Вот, — сказала она. — Вот и все подозреваемые.
— Нет, Аня, если уж ты хочешь соблюдать правила игры до конца, — произнесла я, пронаблюдав за тем, как она написала собственные имя и фамилию, — то допишем еще одного человека.
И я, подняв с земли круглый плоский камешек, размашисто дописала: Якимова Мария.
— Якимова? — переспросила Анна. — Это… это ты?
— Да, я.
Но какой смысл рассуждать на тему, кто мог взять перстень, если мы подозреваем друг друга? — произнесла Аня.
— Ну, уж этого я не знаю, это ты первая начала подозревать. Но будем рассуждать логически. Если бы ты не хотела вводить в это дело перстень, ты просто скрыла бы, что он вообще существует, — сказала я. — Следовательно, тебе нет смысла тайно забирать его из тайника, в который ты его положила.
— Что касается тебя, то ты единственная из всех нас не знала об этом тайнике. Так что тебя тоже следует исключить из списка, — отозвалась Аня. Мы глянули друг на друга, невесело рассмеялись и согласно вычеркнули нас обеих из списка подозреваемых.
— Осталось семеро, — сказала я. — Давай сразу о Ракушкине, потому что он был на кухне и мог все видеть и слышать.
— Ракушкин… Вряд ли Ракушкин. Во-первых, он действительно был пьян. Во-вторых, он неуклюж, как медведь, и потому его услышала бы не только ты, но и все остальные. Он так лязгает замком, выходя из нашей съемной квартиры, что даже соседи просыпаются. Я тогда на него только и подумала, потому что он на кухне валялся. А так бы я его последним заподозрила.
Я подумала и вычеркнула Ракушкина из списка.
— Кстати, все вышесказанное относится к Стравинскому. Он точно ничего не мог. Он потерял в аэропорту очки, у него зрение минус десять, а запасных нет. Он собственного носа-то разглядеть не может, а тут такое. Он только вот сейчас отправился в оптику — срочно новые изготавливать. К тому же он и в очках неуклюж — не хуже Ракушкина.
Я вычеркнула Стравинского и сказала:
— Пятеро.
Аня внимательно рассмотрела имена оставшейся пятерки и сказала:
— Что ты думаешь насчет Инвера? Он был с Николаем в палатке, когда тому позвонили на мобильник. Артист позвонил. Я так подумала, что если при Николае был этот перстень, то…
Она сделала паузу.
— Что — то?
— То при нем могли быть и еще драгоценности, — выдохнула она. — Такие перстни… ты его внимательно рассмотрела?..
— Да.
— Такие перстни обычно хранятся в ларчиках или шкатулках. Судя по тому, как он сохранился, нашли его не в земле, а именно в шкатулке или во что-нибудь заключенным. Хорошо сохранился, как новенький почти.
— То есть ты думаешь, Аня, что у Николая могли быть еще ценности?
— Почему бы и нет?
— Хорошо, — помолчав, произнесла я. — Мы отклонились от темы. Что по Инверу? Лично я пока что не стала бы его вычеркивать.
— Инвер — хороший человек, — сказала Кудрявцева, — но кто скажет, что мой муж был плохим человеком? Да никто, разве только его конкуренты по бизнесу да эта скотина Артист.
— О мертвых либо хорошо, либо ничего.
— Козлов — умер? А, ну да. Что касается Инвера, то я теоретически допускаю. Но только теоретически и только потому, что он разбирается в драгоценностях и вообще очень ловкий и координированный человек. Это сейчас он архитектор, а раньше он служил в армии, в спецназе, между прочим.
— Так, — мрачно сказала я, — запомним. Отметим гражданина Кварцхелия галочкой. Перейдем к остальным. Юлю Ширшову и Костю Гранина вычеркнем сразу, потому что они спали со мной в одной комнате, а с Юлей так и вообще на одном диване. А Костя спал на раскладушке, она настолько скрипучая, что я точно бы услышала. А он заснул как убитый, даже не повернулся за ночь ни разу. У него как было одеяло оправлено, так и осталось. У меня вообще хорошая память на подобные мелочи.
— Вычеркнула. Тем более что их-то я никогда бы не заподозрила. Юльке вообще ни до чего дела нет. Она сюда и поехала-то только для того, чтобы меня психологически поддержать. И Костя… тем более о Косте ты сказала.